Самар вспорола стенку первого из трёх желудков – и быстро отстранилась, когда наружу потекла кислота. Лезвие скальпеля зашипело, и она увидела, как на железном полотне появляются оспинки. Снова шипение, теперь с каменного пола. У неё начали слезиться глаза.
Желудок шевельнулся, и Самар проворно вскочила, чтобы отступить на шаг. Наружу ползли черви. Два десятка. Маленькие тельца извивались и падали на грязный камень. Цвета синёного железа, кольчатые, длиной с указательный палец. Она перевела взгляд на рассыпающийся в руках скальпель и выронила его, затем взяла деревянные клещи, наклонилась и ухватила одного из червей.
Да это и не червяк. Сотни странно зазубренных ножек, но невероятнее всего – это были механизмы. Не живые существа – машины, металлические тела которых каким-то образом сопротивлялись разъедающему воздействию кислоты. Многоножка некоторое время извивалась в клещах, затем перестала шевелиться. Самар встряхнула её, но та оставалась неподвижной, как погнутый гвоздь. Инвазия? Вряд ли. Эти создания каким-то образом трудились для общей цели. Озерцо желудочной кислоты служило им домом, в котором дивные механизмы тоже каким-то образом приносили пользу демону.
От резкого кашля Самар вздрогнула и обернулась, чтобы увидеть, как поднимается на ноги выпытыватель. Сутулый, скрученный артритом старик, шаркая, подошёл к ней.
– Самар Дэв! Ведьма! Что это воняет? Не ты, смею надеяться. Мы-то с тобой из одного материала пошиты, так ведь?
– В самом деле?
– О да, Самар Дэв. – Пыточных дел мастер почесал что-то в промежности. – Мы снимаем всё человеческое – слой за слоем – пока не доберёмся до самых костей, но где заканчивается человеческое и начинается животное? Когда боль одолевает разум? Где прячется душа, и куда убегает, когда всякая надежда для плоти потеряна? Достойные для размышлений вопросы – для таких, как ты или я. О, как же я мечтал познакомиться с тобой, разделить наши знания…
– Но ты же палач.
– Кому-то приходится быть и палачом, – обиженно буркнул старик. – Если наша культура признаёт нужду в пытках, необходимо признать и нужду в палачах. А культура наша, Самар Дэв, ценит истину выше всякой отдельно взятой человеческой жизни. Понимаешь? Оправдания, – добавил он, хмуро поглядывая на труп демона, – всегда одни и те же. Чтоб спасти множество жизней, этой одной нужно пожертвовать. Расстаться с ней. Даже сами слова подобраны так, чтобы скрыть жестокость. Почему пыточные камеры устраивают в подвалах? Чтобы заглушить крики? Верно, но не только. Это, – провозгласил он обводя помещение шишковатой ладонью, – нижний мир человечности, прогнившее сердце всего неприглядного.
