. «У меня никого нет. Жена умерла; дети выпорхнули из гнезда и обзавелись своими семьями. Я продал дом за 250 000 фунтов. Это может показаться смешным, позорным, принимая во внимание цену, которую я заплатил за него в конце войны. А куда девать деньги? Вот я и пошел в бюро путешествий, где от удивления все пооткрывали рты и стали меня показывать другим. Большинство этих билетов открытые, как они их называют. Никакой спешки: опоздал на один самолет, ждешь себе спокойно другой. Я обзавелся туристскими чеками. Очень удобная штука. Немного денег осталось на счету в банке для Джейми. Он у меня самый старший и единственный, у кого есть сила воли. Разумеется, многое будет зависеть от того, как долго я смогу вот так дурачиться. Может я проживу дольше, чем думаю, и тогда мне придется снимать деньги со счета в банке. Но я почти уверен, что все закончится в воздухе. Само собой разумеется. И как только эти чертовы железяки летают? Уж один-то точно должен грохнуться когда-нибудь, а если мне повезет, то я как раз и буду в этом самолете. Так что все в порядке». Он отпил немного пива и прислушался к голосу, объявлявшему рейс со вниманием, более подходящим к неожиданно зазвучавшей мелодии.
«Кажется, это наш», — сказал я.
Сев в самолет, я обрадовался, что нам не дали места рядом. В тот день первый класс был полупустым, а мне нужно было свободное место рядом, чтобы разложить свои бумаги. Пэкстон сидел по другую сторону от прохода. Делать ему было нечего, кроме как с радостью новичка в воздушных путешествиях на самолете наслаждаться услугами первого класса.
Он называл стюардессу не иначе, как «моя дорогая» или «моя милая крошка», захмелел после трех рюмок джина, однако за обедом пришел в себя. Причмокнув с удовольствием губами, он сказал: «Да уж. Вот это жизнь!» Затем он немного посмотрел фильм, в котором самолет терпит катастрофу, — странный выбор для показа во время полета — с открытым ртом послушал концерт, в котором звучал голос некой Кармен Дрэгон, и радовался теплым полотенцам. Он даже ходил в туалет, чтобы побриться электробритвой, хотя ему это и не требовалось, и вернулся оттуда, благоухая всеми ароматами Востока. Наконец пришла стюардесса и принесла иммиграционные и таможенные бланки.
«У вас, разумеется, британский паспорт, сэр», — сказала она Пэкстону.
«У меня больше нет паспорта. Я выбросил его в Хитроу»[6]. От изумления она открыла рот и даже села рядом с ним.
«Простите, сэр, я не совсем поняла вас».
