- Правда, может выйти один исключительный случай… Ну, товарищ флагманский тенор, - неожиданно меняя тон, обратился Плескач к Сахаджиеву. - Какой же песней побалуете нас сегодня по случаю лодочного семейного праздника?
Новгородцев на мгновение нырнул через дверцу 6 отсек торпедистов и вернулся с гитарой. Он, как и все на лодке, любил пение штурмана.
- Между нами, товарищи, - предупредил Сахаджиев, принимая гитару, - этою, пожалуйста, не стенографируйте, дорогой механик… В нашей подводной профессии важно во-время появиться и во-время уйти. Долбанул немца и хорошо. И не попадайся, не жди, пока он вызовет папу и маму… Рецепт нашей удачи в умении, в искусстве. И еще кое в чем… Послушайте…
И он запел приятным небольшим тенором, тихо перебирая струны:
Зажгла звезда мне нынче трубку
Своею искрой голубой.
Кладет валами па борт шлюпку,
Но не погибнем мы с тобой.
Не видно неба золотого,
Дорога в море не легка,
Но привыкать к борьбе суровой
Должна подруга моряка.
Уже сверкнул огонь зеленый -
Маяк на горной высоте,
И берег, снегом занесенный,
Забрезжил смутно в темноте.
И пусть взмывают чайки, плача,
В далекой снежной вышине, -
Не изменяет мне удача,
Пока ты помнишь обо мне…
- Молодец штурман! Дельная песня, - тихо сказал Логинов.
- «Не изменяет мне удача, пока ты помнишь обо мне…» - мечтательно повторил механик.
- Сразу видно, что автор - подводник, - желая сделать комплимент, заметил Плескач.
- Именно подводник, товарищ капитан первого ранга, - подтвердил Сахаджиев. - Только не я. Это Алеша Лебедев, товарищ мой по училищу, лейтенант.
Много хороших стихов написал. Погиб недавно на Балтике…
- «Кладет валами на борт шлюпку, но не погибнем мы о тобой…» - тихо напевал Новгородцев.
- Ясное дело, не погибнем! - уверенно сказал Евсеев. - И чего размечтался механик. Можно подумать - у человека подруга есть. А у самого в комнате холостым духом пахнет, носки дырявые, под кроватью… И таких девушек, как «Дядя Надя», на нашей «Северянке» возишь!.. Зеваешь, механик!..
Новгородцев покраснел. Старпом обладал удивительной способностью точно угадывать его чувствительные места.
Но Евсеев уже переменил жертву.
- Взял бы пример со штурмана, - продолжал он, указывая на Сахаджиева, - товарищ никогда не теряется. Как истый штурман, всегда в меридиане, всегда под градусом (Сахаджиев при этих словах поперхнулся от негодования), женским обществом в юности не гнушался, и женское общество им не пренебрегало.
- Один раз трагически пренебрегло, - мрачно признался Сахаджиев. - Каждый вечер в свой квадрат на бульваре бегал и все зря. Влюбился без памяти - вот такая золотая коса, ют такие глазищи зеленые, как взгляну - обмираю. Хочу сказать: «Разрешите открыть кингстоны моего сердца» - не могу.
