Любарский пристально вгляделся в лицо коллеги, который никогда не вызывал в нём симпатии и уже давно – доверия. Умное бесстрастное лицо, холодный взгляд. Блестящий математический ум, у которого нет ничего, кроме чистого разума. Да, такой ликвидирует без всяких сомнений и выполнит любой приказ, если убедит самого себя в его рациональности.
– Впрочем, я не стану убивать вас сразу, а дам вам время подумать, – проговорил Вайнштейн, снова выждав небольшую паузу. – Вы сейчас в шоке, это естественно. Если вы будете молчать, у вас до смерти…, – он посмотрел на часы, – ещё восемь часов. Эти восемь часов вы проведёте в одиночных камерах, причём никто из вас не будет знать, признался ли кто-то другой в чём-то или нет. Мне поручено доставить вас туда.
– Так ведь ты убьёшь нас даже в случае признания, – тихо сказал Любарский, – в любом случае.
– Интересное замечание, – произнёс Вайнштейн, – я бы даже сказал, что рациональное и логичное. Но, видите ли, коллеги, я и не собираюсь ручаться вам, что оставлю вас в живых. Не вы ставите мне здесь условия, а я ставлю их вам. И выбор у вас невелик. Так что поехали.
– Я всё расскажу, – неожиданно заявил программист Виктор Белосельцев дрожащим голосом. Все, даже те, кто узнал о заговоре только сейчас, презрительно отвернулись. – Да, я расскажу всё, – твёрже повторил он. – Если этот человек, – он кивнул на Вайнштейна, – может легко приказать нас убить, рассадив по одиночным камерам, то вряд ли он станет убивать нас здесь и сейчас, перед всеми коллегами, не участвовавшими в нашей конспирации. Я буду говорить ради всех нас. Всё равно игре конец, так что уж чего…
И Белосельцев принялся рассказывать о тайных совещаниях группы работников Бюро во главе с Хокинсом и Любарским, об их целях и задачах, о попытках наладить связь с повстанческими группами. В конце он подробно показал, каким образом ему удалось выйти в сеть мятежников, тщательно блокируемую Мировую правительством, и, под наблюдением и по указанию Вайнштейна, торжественно стёр все эти данные из памяти компьютера.
– Очень хорошо, – одобрил Бруно Вайнштейн этот поток откровенности, – однако я склонен думать, что вы, мистер Белосельцев, были посвящены не во все детали заговора. Уверен, что мистеру Хокинсу и мистеру Любарскому в особенности есть что добавить к вашему интересному рассказу. А посему я должен доставить поименованных мною лиц в одиночные камеры.
– А что вы сделаете с теми, кто не даст вам подписку о лояльности? – внезапно спросил вулканолог Фитцджеральд Макдермотт.
