Тем временем, совещание подошло к концу. «Генерал-интендант экологии» заверил, что он станет побуждать Мировое правительство к безотлагательным действиям по принятию программы снижения парникового эффекта. Затем он распустил собрание.
«”Наиболее ценных в генетическом отношении людей”, – повторил Любарский про себя слова правительственного куратора. – Да, конечно, никакого изучения и отбора людей на предмет выявления наиболее генетически здоровых не будет. Эти господа относят к самым ценным представителям человечества себя любимых. Да и вообще, я полагаю, что действительно самые ценные люди сейчас не в мегаполисах славят Великого Предиктора, эту серую невзрачную крысу-полиглота, а во внешнем мире ведут борьбу против “избранных”, среди которых, по какому-то нелепому и трагическому стечению обстоятельств затесался я».
У порога здания, где проходило заседание, учёных ждал бронированный фургон и несколько вооружённых солдат армии Верховного Приората. Учёных под конвоем привозили на эти совещания, под конвоем же и привозили в рабочие помещения их Бюро, и так же под конвоем развозили по коттеджам, где они жили. Мотивировалось это соображениями «безопасности от террористов». Садясь в броневик, Любарский обнаружил на улочках Форт-Нокса, где размещались только правительственные учреждения, какое-то оживление. Бежали военные, сновали джипы и броневики, над крышами на бреющем полёте шли боевые вертолёты. Откуда-то доносился сухой прерывистый треск очередей из автоматического оружия. Сомнений не было: кто-то из внешнего мира напал на Форт-Нокс.
В полумраке бронированного фургона каждый из учёных был погружён в свои мысли. Редко кто обменивался репликами с коллегами. Если это происходило, то всегда касалось исключительно профессиональной деятельности. Никто не обсуждал происходящие на глазах события. Любарский поймал себя на том, что перед этим пытался оправдаться перед самим собой.
«Нет, это не нелепое “стечение обстоятельств”, это твой выбор, – подумал он о себе во втором лице, – у тебя было время его обдумать и сделать совершенно осознанно, зная, что за этим последует. Ты мог оставить всё это и пойти за Оксаной. Но ты смалодушничал. Тебе не хотелось ничего резко менять в своей жизни, не хотелось брать на себя риск. И вот жизнь сама многое изменила, и ты с этим смирился. А интересно, сильно пришлось бы мне приспосабливаться, если бы я остался во внешнем мире? И, самое главное, сумел бы я приносить там пользу человечеству на своём поприще? Я почему-то убедил себя в том, что не смог бы. Но прав ли я был?»
