– Госпожа, что с вами?! – ко мне подбежали обеспокоенные служительницы.
Я не могла им ответить. На грани невыносимой боли я впервые чувствовала свою душу. До хрупкости слабую, но упорно не сдающуюся. Держась из последних сил, все самое лучшее и светлое во мне не поддавалось обрушившейся мощи.
– Ой, она – предсказательница! – донеся на грани слышимости изумленный голос одной из служительниц. – Вон, видишь, у нее черные ирисы изображены на ладонях!
– Это, наверное, та, что взял в жены сын Маалеха. Нужно...
Дальше я уже не слышала. Мое сознание, не выдержав боли, провалилось в темноту...
Здесь Нарайян сверкал багрово-красным, словно пытался своим яростным светом что-то выжечь. А внизу на потрескавшейся земле виднелся на тонком стебле вянущий цветок ириса. Черные лепестки уже чуть сморщились и были готовы вот-вот опасть. И больше ничего живого вокруг...
Последний цветок упорно держался за жизнь...
?
Лет в тринадцать я как-то спросила у старейшины Наджиль:
– А зачем мы нужны?
Уже тогда мне казалось странным, что предсказательницам оказывают такой почет, да и эмирхан никогда не скупится на золото. И за что все это? Только за то, что мы способны видеть будущее?
Старейшина не любила, когда ее донимали расспросами. Но все же снизошла до ответа.
– Предсказательницы нужны, потому что мы особенные. Это великое счастье быть не такими как все. Простым людям наш дар кажется истинным чудом, последним воплощением милости ушедшей богини. Для других мы – символ надежды, единственная связь с Матерью Природой.
Она принялась расписывать, как замечательно быть предсказательницей, и я верила. Тогда еще и мысли не допускала, что возненавижу свою участь. И уж тем более не могла предположить, что даже старейшина Наджиль не знает истины...
Боль не то, чтобы поутихла, но я словно бы привыкала к ней. К той мощи, которая обрушилась так внезапно и едва не лишила жизни. Теперь я чувствовала ее как данность, как неизбежную ношу, от которой мне не избавиться.
Приоткрыв глаза, я поднесла к лицу чуть дрожащие ладони. Если смогла бы, может, заплакала от нахлынувшего отчаяния. Но я лишь вновь опустила руки на покрывало. Не хотела гадать, отчего клеймо предсказателей вернулось. Причем, теперь рисунок черного ириса угрожающе пульсировал, словно там, за очертаниями цветка, рвалась на свободу всепоглощающая тьма. И это казалось настолько дурным знаком, что даже мысли о нем причиняли боль.
Пытаясь отвлечься, я обвела взглядом небольшую комнату. Каменные стены без каких-либо украшений и из мебели лишь узкая кровать – похоже, я все еще находилась в храме. Вот только осталось загадкой, как служительницы перенесли меня из зала, учитывая обжигающий запрет на прикосновение к предсказателям.
