– Непременно, – сказала я. – Я проверю, но кажется, вечер четверга у меня почти всегда свободен. Я могу даже заканчивать пораньше и приходить к ним в полпятого или в пять.
– Кейт, это было бы прекрасно! Мы, со своей стороны, готовы подстроиться, поберечь ваше время. В следующем году обязательно выделим на это хоть какие-то деньги, ручаюсь!
– Об этом не беспокойтесь, – пробормотала я. Обычно я злюсь, когда кто-то думает, будто музыкальный терапевт мог бы работать и за так – что же, наша работа ничего не стоит? – но это не тот случай. Пусть лучше Эндрю тратит деньги на детей, на то, что им нужно, и если удастся получить средства на импланты для сирот, то и правильно.
В дружелюбном молчании мы шагали к метро на углу Бродвея и 31-й улицы. Вдруг он пихнул меня локтем:
– А у вас с женихом уже есть дети?
Он поглядел на мое обручальное кольцо и только потом – мне в глаза.
Мне припомнилась Ханна, – но это же безумие! – Пока нет, – ответила я.
– Ну, просто, поглядев, как вы управляетесь с Молли и Риэйджей, – тепло улыбнулся он, – я подумал – извините, если прозвучит глупо, – из вас выйдет прекрасная мать. Если, конечно, это входит в ваши планы.
– Спасибо, – прошептала я. И поспешила сменить тему: – Ваш брат, о котором вы говорили, – он тоже в Нью-Йорке живет?
Улыбку сдуло с его лица.
– Кевин? Это долгая история.
– Время у меня есть.
По выражению его лица нетрудно было догадаться, что не в этом проблема: я задела больное место.
– Простите. Если не хотите рассказывать…
– Его давно нет, – прервал мои извинения Эндрю. – Мы были еще мальчишками, играли в футбол перед домом. Девочка, которая мне нравилась, проезжала мимо на велосипеде, я окликнул ее. Отвернулся на минуту, а Кевин выскочил за мячом прямо на дорогу. И он – он не услышал гудка.
– Ох, Эндрю! – В глазах у меня защипало.
– Мне было двенадцать. Ему девять. – Он устало пожал плечами. – Вроде бы так давно. Но это никогда не проходит, вы же понимаете?
– Да, я знаю, каково это – терять близких, – ответила я, но о Патрике не заговорила, все-таки Патрик – это другое. – Но не надо себя винить.
Он покачал головой:
– В том-то и дело. Конечно, я был виноват. Недосмотрел. Должен был следить за ним, но он погиб – а я себе живу. Не очень-то это справедливо, как по-вашему?
Я уже собралась ответить, но он продолжил:
– Мне не следовало вам это рассказывать. Подумаешь, какой мученик. Все у меня в порядке. Прошел курс лечения, было дело. Проработал. Но это навсегда останется во мне.
