Спустился Алешка в погреб, первым делом свою одежку скинул и на лавке сложил - на всякий случай. В то оделся, что для него приготовлено было. А что для него - так ведь что ни оденет, все на нем, как влитое садится. Коня оседлал, как Еким учил. Вроде, правильно получилось. Там подтянул, здесь подправил, шагнул к лавке, чтоб присмотреться, а тот глаза открыл, фыркнул, потянулся, застоявшись, переступил с ноги на ногу, повернулся, на Алешку глянул, еще раз фыркнул и - по ступенькам наружу.
Ему хорошо, Алешка же застыл, рот разинув от удивления. Ждал, конечно, чего-то такого, ан одно дело - ждать, а другое - своими собственными глазами видеть. Постоял немного, оружием занялся. За спину щит закинул, мечом опоясался, нож боевой прицепил, взял лук со стрелами. Суму пустую переметную прихватил. Булаву и топор оставил - кто знает, мало ли, потом пригодятся. Все одно про это место никто не знает. Еще огляделся - на полке веточку сухую заприметил, а рядом с ней не пойми что, - тоже сухое. Веточку взял, в руке повертел, решил - пригодится. Зачем - пока неизвестно, но, чует сердце, не зря она здесь оказалась.
Выбрался Алешка наверх, ткнул веточку в кольчугу, чтоб не мешалась, стал сайдак с колчаном к седлу приспосабливать. Потом суму переметную. Приспособил, и спохватился. Как же это - на себя, добра молодца, и в воду не глянуть? Каков он, в доспехе-то?
Глянул - и залюбовался. Эх, кабы в таком виде - да в город. Ни одна девка не устоит. Даже та самая, шально подумалось... Ну, Алешка, ты прямо... слов таких нету, чтоб соответствовали. Стоит, любуется. И тут сорока рядом застрекотала. Громко так, словно предупреждаючи.
Алешка же, - ни с того, ни с сего, как только на ум взбрело? - возьми, отломи от веточки листик, да и сунь в рот. Сам понять - не понял, что и зачем сотворил.
И тут же на него обрушился поток брани. Самой настоящей, будто с бабой какой на базаре сцепился. Опешил поначалу, а потом озираться начал, кто ж его так костерит, за самолюбование да за то, что покою от него нету, ходит и ходит, а зачем - сам не знает. Стоит Алешка, слушает об себе такое, что, чувствует, лицо краской заливаться начало... Тут только и дошло, что это сорока верещит. Тьфу ты, окаянная птица! Сплюнул с досады, тут же слова и умолкли, один стрекот остался. Вот оно что! Как листика во рту не стало, так и... Постой-постой, да это ж сухой выползок змеиный на полочке лежал!.. Правду люди сказывали, есть на свете травка такая, что положишь в рот, и сразу язык звериный да птичий понимать способен. Жалко, один листочек без пользы потерял. Ладно, с остальными поосторожней надобно. В суму переметную сунул.
