— Странно, — Колин отпустил воротник и отполз к стене. — Энергия почти не восстанавливается. Такое впечатление, будто ей что-то мешает. Неужели эти стены?
Сержант попал в точку. В районе Скавелла и его окрестностей пролегали всего две энергетические жилы и древние камни как нельзя лучше экранировали их и без того слабый потенциал.
Колин решил отыскать решётку, что нашёл до прихода стражников и засветил слабый огонёк. Решётка отыскалась быстро, но слабость теперь разлилась по всему телу. Решив повременить с магией до восстановления энергетического запаса сержант подполз вплотную к отверстию и приник к решётке лицом.
— Эй, — тихонько позвал он.
Узник за стеной не услышал, а может, услышал да не понял. Сержант прислушался. Кажется, несчастный не просто стонет, а что-то бормочет…
Колин напряг слух ещё больше, пытаясь разобрать если не фразы, то хотя бы звуки, но расслышал лишь отдельные слова, не представляющие, как ему показалось никакого смысла.
— Эй, ты меня слышишь? — позвал он уже громче. — Есть там кто-нибудь?
Внезапно бормотание стихло.
«Он либо умер, либо услышал» — подумал сержант и тут же позвал снова:
— Кто ты, добрый человек? Отзовись, коли слышишь!
Слабый скрипучий голос, больше похожий на завывание полуночного призрака, тихо прошелестел:
— Кто здесь? Мне чудится?
— Не чудится, не чудится! — поспешил заверить его Колин. — Я тут, в соседней камере, ты меня слышишь?
— Слышу… — отозвался невидимый узник, словно ещё не веря ушам. — Кто ты, несчастный?
— Я Колин. А ты кто?
Вместо ответа долгий сухой кашель. Колин потряс решётку, но та держалась крепко.
— Послушай, добрый человек, — обратился он к призраку, — не найдётся ли в твоей камере немного воды? Я не пил уже… Черт, даже не припомню, когда это было в последний раз…
За стеной что-то звякнуло. Послышались шаркающие звуки, и вдруг пальцев коснулось что-то твёрдое. Миска! А в ней — вода! Едва не задохнувшись от радости, Колин схватил драгоценный сосуд и жадно приник к нему губами.
— Спасибо! — крикнул он, ничуть не заботясь, что стражники услышат. Ответа не последовало. Тогда Колин подполз к самой решётке и просунул через неё ладонь.
— Друг, позволь пожать твою руку…
Что-то влажное, холодное и костлявое коснулось пальцев. Колин едва удержался от вскрика. С каким-то непонятным отчаянием узник схватился за его длань обеими руками, будто утопающий за соломинку и лихорадочно забормотал:
— Слава Единому, наконец-то он сжалился надо мной! Я боялся, что так и умру в полном безмолвии, не услышав живого человеческого голоса! Скажи, любезный, ты, случаем, не жрец?
