— Есть, конечно. Хотя сейчас он скорее полуживой, — с явной неприятной ноткой злорадства произнес Лугус.
— Ранен?
— Наказан в назидание своему отцу и прочим.
— Даже боюсь спросить, в чем состоит наказание, зная душевную доброту архонта, — пробормотала себе под нос.
— Ему отрубили руки, содрали кожу и отправили все это его отцу в качестве послания! В следующий раз он десять раз подумает, прежде чем напасть на Тахейн Глифф!
Да кто же тебя за язык-то тянул, гадкий ты брауни!
— Боже! — желчь подступила к горлу, я часто задышала, прогоняя тошноту и жуткую картинку из разума. — Но это же просто чудовищно! Каким монстром нужно быть, чтобы сделать такое с беззащитным пленником?
— Беззащитным, монна Эдна? — удивленно распахнул шоколадные глазищи брауни. — Не-е-е-т! Наш архонт сразился с принцем в честном поединке на глазах у всех, на главной площади Тахейн Глиффа. Победил его и после покарал за всех погибших и раненых во время атаки его соплеменников. И это после того как архонт едва восстановился после тяжелейших ранений, нанесенных ногглами! Мы все, каждый, кто это видел, восхищены и устрашены его силой и боевым мастерством. Никто больше не сомневается в его способности защищать нас и дальше!
Произнося свою прочувствованную речь, Лугус будто становился выше ростом и раздувался, словно поведение Грегордиана было основанием для его собственной гордости. Но при этом за этой гордостью было что-то еще… Что-то жесточайше-неправильное, извращенно-несправедливое, для меня по крайней мере. Пойму ли я когда-нибудь, как можно гордиться и восхищаться таким устрашающим и смертоносным созданием, как деспот? И хочу ли понять или хотя бы научиться принимать эту их логику, основанную целиком и полностью на силе? Словно тоненькая игла проскользнула между ребер, втыкаясь в сердце, когда неожиданно родился вопрос, а каково самому Грегордиану жить так? Постоянно доказывая свою силу, волоча на своих плечах ответственность за сотни и сотни совершенно чужих ему созданий, которые в качестве «благодарности» могут с легкость втоптать его в грязь, не дай бог ему показать слабость? Но я тут же отмахнулась. С какой стати я должна думать о его трудностях, даже если и все обстоит именно так? Я не на его стороне в этой войне, а сама по себе.
— Ты готова? — похоже, до этого Лугус говорил еще что-то, но я не слушала.
— Что, прости?
— Ты готова сообщить мне обо всем, в чем нуждаешься? Одежда, обувь, украшения, угощения? Я готов привести лучших портных, принести великолепные ткани для выбора…
