– Чушь! – вскочил Скосырев. – Собачья чушь! А почему бы не вернуть им наши знамена, наши мундиры, а заодно и всех нас, чтобы построить у кремлевской стены и показательно расстрелять?!
– Вот именно! – хрястнул кулаком по столу Костин. – Мы-то думали, что французы от такой большевистской наглости рассвирепеют и из Парижа вытолкают их взашей, но они на требование вернуть корабли согласились.
– Ну уж это ни в какие ворота! – всплеснул руками Борька. – Мы же все-таки союзники по Первой мировой, они же нам помогали и во время Гражданской.
– Забыто. Все забыто и, я бы сказал, предано анафеме… А дальше события развивались так. 29 октября 1924 года – запомни, Борька, этот день на всю жизнь, это самый горький и самый позорный день русского флота – на всех кораблях эскадры состоялся спуск Андреевского флага. Никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах русские моряки не спускали Андреевского флага, шли на дно, но флага не спускали, – шмыгнул носом, а потом навзрыд заплакал капитан-лейтенант Костин, – а тут – сами. Мы прятали друг от друга глаза – и плакали. Плакали все – матросы, офицеры, адмиралы. Но громче всех заливались гардемарины, они же совсем дети и слез не стеснялись.
И перед кем спускали флаг? Кому сдавались на милость победителя? Каким-то убогим штафиркам в фуражках и котелках. Я их видел, они приехали из Москвы в составе какой-то комиссии. Мы чуть с ума не сошли, когда узнали, кто ее возглавляет: этому трудно поверить, но принимать корабли приехал родной брат командующего нашей эскадрой контр-адмирала Беренса. Нет, ты представляешь, какой неправдоподобный зигзаг истории! Потомственный дворянин, выпускник Морского корпуса, штурман «Варяга», участник легендарного боя с японцами у Чемульпо, один из руководителей Морского генерального штаба – и вдруг неистовый сторонник большевиков и командующий их Морскими силами!
Наш Беренс с братом встречаться отказался. А тот деловито осмотрел эскадру, старые корабли предложил списать на металлолом, а себе выбрал линкор, крейсер, шесть эсминцев и четыре подводные лодки. Ничего себе добыча, а?! Просто так, за здорово живешь, отхватить такой жирный куш!
И тогда мы решили: чем отдавать это добро большевикам, лучше его растащить.
– Как это? – не понял Скосырев.
– А разворовать! – с каким-то отчаянием в голосе воскликнул Костин. – Ты же знаешь, на кораблях много чего сделано из меди, бронзы и латуни, а этот металл достаточно дорог – вот мы и тащили что ни попадя на берег и продавали перекупщикам. Я уж не говорю о генераторах, динамо-машинах, паровых котлах и тому подобном – это у нас брали, так сказать, оптом, в собранном виде.
