Все, отдых закончен. Приступаем к завершающему этапу.
Погостили — пора и честь знать. Домой надо. А то там Клара одна, она от скуки и одиночества еще завербуется в ЦРУ или МОССАД и изменит уже не только мне, но и Родине. Следующим утром я передал через Дульсинского на волю шифровку. Теперь оставалось ждать дальнейших событий.
А ждать их пришлось недолго. Всего лишь до вечера…
Темнело. Закатное солнце валилось куда-то за леса. Свет в кабинете не горел, отдав его во власть синих сумерек.
Расслабленно растекшийся в кресле профессор Дульсинский жестом пригласил меня присесть.
— Не люблю яркое освещение, двухсотсвечовые лампы, — произнес лениво он. — Мне нравятся мягкие полутона, скрадывающие остроту углов. Нравится пастельная игра цветов. А вам, мой любезный друг?
— Когда как, — неопределенно ответил я, поглаживая пальцами кожу электронной записной книжки.
— Яркий свет хорош в операционной. Но я же не хирург, — голос его был бархатный, вкрадчивый как в рекламе бормашины «Сампекс». — Прочь лирику. У меня для вас новости. Мне удалось прояснить некоторые моменты.
— Люблю приятные сюрпризы.
— Все любят…
Я резко откинулся в бок, пытаясь уйти от сокрушительного удара возникшего неожиданно и бесшумно, как привидение, противника. Среагировал я слишком поздно и понимал, что не успею ничего сделать. Но удара не последовало. Просто у меня с треском вырвали из рук записную книжку. Теперь ее держал резко отскочивший в сторону голубоглазый зомби Марсель. Он подошел к столу и протянул ее профессору.
— Качественная вещь, — деловито, как скупщик краденого, оценил мое личное имущество профессор, и у меня возникло подозрение, что возвращать книжку он мне не намерен.
— Что вы себе позволяете? — нашел я в себе нахальство непонимающе и уязвленно возмутиться творящимся Произволом.
— Чудо техники, — профессор возвратил книжку Марселю, тот отнес ее в соседнюю комнату, откуда донеслось тяжелое лязганье сейфа. — От греха подальше, . — теперь голос профессора был извиняющимся. — Не люблю, когда мешают откровенному разговору. Скажите, мой дорогой друг, вы на самом деле считаете меня крупным преступником или просто льстите моему самолюбию?
— Что за чепуха? — упорно продолжал возмущаться я.
— У меня есть дурная привычка, — признался он. — Это неуемное любопытство.
«И еще вреднее — золотая клептомания», — про себя добавил я.
— Иногда, к моему стыду, она подавляет врожденный такт, — продолжил профессор. — Я попросил моих добрых знакомых пропустить записки, которые вы передава ли с моей помощью, через компьютер. Это у вас в МУРе выдумывают такие хлипкие шифры?..
