– Что ж вы, Юрий Михайлович, о своей бабушке забыли?
– Забыл? – удивился Резкин, какое-то время помолчал и выпалил бойкой скороговоркой: – Ничего я не забыл. Всегда бабусю помню. Как-то вот недавно другу письмо писал в Ярское, привет ей передавал.
– Почему вы ей самой не пишете?
– Она ж неграмотная, все равно не прочитает.
– Считаете, это оправдывает вас?
– Да ну какое там, елки с палками, может быть оправдание.
– Вы о ее здоровье знаете?
– Нет… – растерянно ответил Резкин и тревожно спросил: – Что с бабусей?
– Пока ничего страшного, – стараясь не переиграть, успокоил Антон, – но прибаливать часто стала. Переживает за своего внука.
– Вы передайте ей, – заторопился Резкин, – что я на днях ее навещу. Откровенно говоря, давно хочется в Ярском побывать. Как-никак родные места там. Да вот разные дела засосали: то квартиру ждал, то к родственникам жены ездил. В общем, елки с палками, не оправдание, конечно.
– А не получится это пустым обещанием?
– Ну, елки с палками! Капитально приеду.
И Резкин сдержал слово. О его приезде Антон узнал от Чернышева и сразу же выехал в Ярское. Выехал с каким-то смутным, тревожным настроением, мучаясь различными предположениями, что-то даст эта, третья по счету, поездка. Чернышев по-настоящему обрадовался встрече, будто сына родного увидел.
– Жив, голубчик? Здоров? Ну и слава богу. Ужинал?
– Спасибо.
– Все равно садись к столу. Не станем нарушать наш обычай: хочешь не хочешь, гость, а с дороги – за стол.
После ужина Маркел Маркелович по привычке взялся за газеты, но быстро отложил их.
– Что Зорькина насчет моряка прошлый раз сказала? – неожиданно спросил он Антона. Выслушав, покачал головой: – Я тебя предупреждал, палец ей в рот не клади. Остра, хитра и… умом не обижена. Работу на птицеферме ведет – разлюли малина! По области в передовиках ходит. Птичницы к ней с уважением: «Наша Марина Васильевна». Уверен, поставь председателем, за милую душу колхоз потянет, не каждый мужик с ней потягается, – Чернышев ладонью взъерошил свой седой ежик. – Неужто напутал я с женихом? Может, и не из моряков он вовсе…
– Из моряков. В райцентре живет дядя Зорькиной, Гаврилов…
– Вспомнил! – Чернышев хлопнул по коленке. – Кешка Гаврилов! Моряк же с ним в отпуск приезжал, – и улыбнулся. – Склероз старческий, совсем забыл. Хорошо, про Кешку напомнил. Знаю Иннокентия, знаю. Говорят, запился последнее время?
– Из милиции почти не вылазит.
– Ишь ты… Деньги мужика сгубили. Он же долго на сверхсрочной служил, получал крепко. Бывало, в отпуск приедет – всю деревню упоит. А такие, как Проня Тодырев, кроме выпивки, еще и в долг без отдачи у него деньжонок прихватывали.
