– Что?! – вскрикнул Антон и проснулся.
Около кровати стоял Маркел Маркелович Чернышев – усталый, под глазами мешки.
– Пора вставать, говорю.
Антон облегченно вздохнул, потряс головой и виновато сказал:
– Кошмар какой-то снился.
– От духоты это, – Чернышев зевнул. – На градуснике с утра к тридцати подбирается. Горячий денек будет.
Завтракали молча. И только когда допивали чай, Чернышев посмотрел на Антона, хмуро проговорил:
– Серьезное дело, по-моему, складывается. С чего сегодняшний день намерен начать?
– Пойду к Зорькиной.
Чернышев кивнул головой, будто соглашаясь.
– Только смотри… Девица она на язык острая. Чуть что не так, оконфузит, как говорит у нас Слышка, запросто.
Зорькину Антон отыскал на птицеферме. Она стояла в кругу птичниц и, энергично размахивая рукой, что-то объясняла. Дожидаясь, пока кончится разговор, Антон исподтишка приглядывался к Зорькиной. Чернышев не зря назвал ее красавицей. На редкость правильные черты лица, высоко взбитые белокурые волосы, повязанные легкой голубой косынкой, и розовые от лака ногти заметно выделяли Зорькину среди других девушек, а белый халат и черные, несколько старомодные, как отметил Антон, туфли-лакировки делали ее похожей на медицинскую сестру. Казалось, она случайно забежала на птицеферму, чтобы минуту-другую поболтать с подругами.
– Я из уголовного розыска, – сказал Антон, когда Зорькина подошла к нему, и назвал свою фамилию.
– Марина Васильевна. Заведующая птицефермой, – в тон ему ответила Зорькина. – Очень приятно познакомиться. – И улыбнулась так, что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.
Антон замялся:
– Надо переговорить с вами по одному щепетильному вопросу.
Голубые глаза Зорькиной вдруг сделались синими. Около них сбежались едва приметные лукавые паутинки, а на губах застыл готовый вот-вот сорваться смех. Но она не засмеялась, оглядела насторожившихся птичниц и удивленно приподняла подведенные брови:
– Что это за вопрос?
– Он касается вашего бывшего жениха.
– Столбова?
– Нет.
– Не иначе, вашей маме невестка потребовалась?
– Я вполне серьезно, – как можно строже проговорил Антон, чувствуя, что краснеет от смущения.
– Слышите, девчонки! – Зорькина обернулась к птичницам. – Товарищ из уголовного розыска вполне серьезно интересуется моим женихом. О котором ему рассказать? Подтвердите, что с уголовниками я не дружу.
Птичницы прыснули так заразительно, что Антон совсем смутился, поправил и без того ровно надетую фуражку и неожиданно для себя тоже расхохотался. Зорькина смеялась звонче всех. Трудно было поверить, что это она вчера вечером изливала грусть в песне о старом причале.
