Я потер ладонями щеки. Резко поднялся. И устремился по наезженной колее — душ, груша, потом еще душ, завтрак.
— Не видел вашу фирму на салоне, — сказал я. Кира работает в антикварном магазине. И снабжает меня исправно всеми сплетнями из этого мира.
— Там на неделю место тысяч восемь долларов стоит. Решили, что обойдемся, — сказала она. — Летом тем более дела идут плоховато…
Когда я вылез из-под обжигающих и отлично приводящих в себя холодных струй, Кира уже была в боевом облачении. готовая к нескончаемой войне за объем продаж и прибыли Она поправляла перед зеркалом ладно сидящий костюм, приглаживала белые, с фиолетовым оттенком волосы (крашеные, понятно).
— Нравлюсь? — осведомилась деловито она, таким же оном, как спрашивает — нравится ли покупателю выставленная на продажу бронзовая фигура авторства Лансере.
— Конечно, — кивнул я, не кривя душой против истины. Высокая, гибкая, с большими, немного наивными глазами, она действительно мне нравилась… Когда не раздражала так что хотелось выкинуть ее из окна — благо первый этаж.
— Я тебя люблю, — она чмокнула меня губами в помаде которая, как гласит реклама, выдерживает до ста поцелуев, и упорхнула.
Я доделал зарядку, отжавшись от пола, допрыгав и наподдав груше по первое число. Залез в холодильник. Свиные отбивные, которые я готовил вчера, были уничтожены острыми безжалостными зубками Киры.
Хорошо, что бриться не надо — это экономит массу энергии. Я ненавижу процедуру утреннего бритья. Она меня раздражает. Год назад начал отпускать бороду, и теперь походил на покорителя земли Сибирской Ермака. Хотя коллеги говорили, что больше на разбойника с большой дороги, в лучшем случае на Стеньку Разина — здоровый, бородатый и страшен в гневе.
Я не слишком увлекаюсь кулинарным искусством. Но когда решаюсь на готовку, чтобы посидеть в одиночестве с антрекотиком на тарелке, с маринованным огурчиком, взять серебряную вилку и нож, налить немножко вина в хрустальный бокал, как тут же, будто почуяв, заявляется Кира и изничтожает все. У меня ощущение, что у нее дома вечно пустой холодильник, что ее предки были голодающими Поволжья и, когда она перешагивает порог моей квартиры, генетическая память вскипает в ней. Кстати, на ее фигуре это совершенно не сказывается. Сама худенькая, изящная и всегда голодная.
Кроме засохшего сыра и хлеба, в холодильнике не осталось больше ничего. Я сделал два бутерброда, запил их растворимым кофе и отправился на службу.
