Разыскивая острова, Феокрит не смотрел на Миртиллу. Только сложив чертеж, заметил, что она уткнулась головой в мешок и плечи ее вздрагивают от беззвучного плача. Подбежал, обнял, заглянул в глаза.
— Родная моя, что с тобой?
— Пусти... пусти...
Оттолкнув его руку, Миртилла снова упала на хлену. Зарыдала в голос. Как в детстве, сжала кулаки и в отчаянии кусала губы. Феокрит молчал. Не мог понять, откуда вдруг такое горе... Никогда еще поэт не чувствовал так сильно, как она ему дорога. Осторожно гладил растрепанные волосы, дрожащие плечи подруги.
Миртилла наконец затихла. Села, понурив голову. Из распухших, покрасневших глаз продолжали катиться слезы. Взглянула на морскую даль, снова всхлипнула.
— Феокрит, когда ты уедешь, я умру...
Он обнял ее.
— Радость моя, не я уеду... мы уедем вместе... Понимаешь, родная, вместе... навсегда...
Миртилла верила и не верила тому, что слышит. Поверила наконец и снова разрыдалась.
Торжественно сияло Фракийское море, и где-то снаряжался корабль, который увезет ее вместе с Феокритом в страну вечного счастья, где ни одной женщине не нужно себя продавать всякому, кто может ее купить.
В эту ночь они почти не спали. Феокрит рассказал все начистоту. Признался, что боится Птолемеева гнева и, прежде чем вернуться в Александрию, должен разузнать, что говорят о нем при дворе. Рассказал и о том, как утопили Сотада за дерзкие стихи. Миртилла вздрогнула, прижалась к поэту.
А поэт принялся говорить о том, как он любит Александрию — не придворную сумятицу, не городской шум, даже не тамошний театр, хотя александрийские актёры играют прекрасно — лучше, чем например в Афинах…
Разве может быть где-нибудь театр лучше афинского? Миртилла промолчала. Нужно беречь счастье, а то оно может умереть, едва родившись. Бывает, люди совсем из-за пустяков ссорятся навсегда.
Феокрит продолжал:
— Не знаю, поймешь ли ты меня, милая, а хотелось бы, чтобы поняла. Иначе, пожалуй, начнешь ревновать…
— Ревновать... к кому?
— Не волнуйся, глупенькая,— не к кому, а к чему...
Сразу стало легче. Шутит... Собиралась заплакать, а спросила весело, только голос еще дрожал:
— Так кто же моя соперница?
— И соперница есть и соперник — библиотека и музей. В библиотеке я, случается, провожу целые дни, а тебе придется скучать.
— Не буду скучать. Феокрит. Буду учиться. Я ведь ничего не знаю, почти ничего. Но я могу... я хочу...
— И головка не будет болеть?
— Нет, для тебя я всё выучу. И философию выучу...
