Не жалею, не зову, не плачу... | страница 20



медицинских наук, он бы и бровью не повёл, тут же собрал бы все ксивы

необходимые и, что главное, прошёл бы! А я не хочу, моя цель – делать операции,

всё уметь, быть главным в мастерстве, а не по должности, не по власти.

Волга сам пошёл к хирургу – так и так, Филипп Филимонович, ваш помощник,

мы его крепко уважаем, допустил ошибку, сильно переживает, вы должны его

простить. Поговорил с ним по-человечески, и Филиппу легче стало, и мне.

Помирились.

А на другой день снова случай со смертельным исходом, ну как назло! Уж

скорее бы он, чёрт подери, освобождался.

Большинство операций были благополучные, но я беру именно те, которые

резко осложняли наше простое житьё-бытьё. Куда проще – кормят, поят, одевают,

обувают, охраняют, проверяют, чтобы ты не потерялся, и ещё работу дают, – вот так

все люди будут жить при коммунизме. Но иногда простая жизнь осложняется. Ехал

хлеборез Ерохин на телеге, как обычно вёз булки из пекарни в Ольгином логу, он

уже бесконвойный, оставалось тринадцать дней, въехал на территорию лагеря,

миновала телега штаб, а тут подбежал хмырь и ударил хлебореза ножом, без слов,

молча. Ерохин не ожидал и всё-таки увернулся, подставил плечо, иначе нож угодил

бы в сердце. Удар был сильным, с намерением припороть. Возможно, Ерохина

проиграли, он отказался уступить хлебное место тому, кому надо. Или не выполнил

заказ блатных, не провёз водку, одним словом, нарушил шариат – сам погибай, а

блатных выручай. Подробности пока неизвестны, но в общем чем-то парень на меня

похож. Шибко честный и сам по себе. Доставили его к нам на телеге вместе с

хлебной будкой. Глубоко пронзена дельтовидная мышца левого плеча, сильное

кровотечение, но рана не опасная, ни один жизненно важный орган не задет. Задача

простая – дать оглушающий наркоз, рауш, у нас есть ампулы с хлорэтилом,

перевязать порезанный сосуд, наложить кожные швы, можно скобки, повязку, и всё.

Но дело было уже вечером. Зазирная ушла и унесла ключи, Пульников наложил

давящую повязку. А на утреннем обходе я своим глазам не поверил – рука раздулась

как бревно, пальцы превратились в култышки, ногти заплыли, страшно смотреть.

Неожиданный, необъяснимый отёк. Перемирие с хирургом удерживало меня в

рамках, но всё же какого чёрта, почему не вызвали вчера Зазирную? Филипп уже

был в трансе, на свободе, не мог вникать в больничные заботы, лучше бы ему уйти