— Владимир Петрович, больной сказал, что ему больно, — раздался полный сострадания голосок давешнего "ангела".
— Верочка, морфин ему категорически противопоказан. — Драматический баритон вновь приобрел лирический оттенок. — Просто покой.
"Боже, когда уже они угомонятся. Я сам себя вылечу"…
Ленинград, ул. Старорусская 3,
больница им. Свердлова,
9 декабря 1934 г. 11:30
"Тоже четыре пары глаз, также смотрят на меня. Так, да не так. Те, час назад на консилиуме, светились умом, милосердием; эти — горят волчьим огнем и нетерпением. Что-то у меня эмоциональность бьет через край. Я же только повысил болевой порог, а как настроение улучшилось. Плохо если так, в общении со старичками — профессорами это нормально, а с этими волками нельзя, не уследишь за языком — дорога на цугундер. А с другой стороны, как должен смотреть на мир сотрудники органов государственной безопасности? Зачем я придираюсь? Ну уж точно без сострадания.
Что ж я такое натворил, что четыре туза смотрят на меня эдак-то? Верунчик (непоседа — медсестра) и доктора сегодня утром на мои расспросы отвечали, что, мол, все расскажет следователь. Впрочем один туз, червовый, с простым открытым лицом и орденом Ленина на лацкане, смотрит на меня по иному, даже с симпатией".
— Здравствуйте, товарищ Чаганов. — начал пиковый туз с четырьмя ромбами на краповых петлицах, который по голосу был сразу мной идентифицирован как вчерашний пискля — Агранов. — Ваш доктор дал нам сегодня только пятнадцать минут, поэтому — сразу к делу.
"Товарищ, а не какой-нибудь гражданин. То есть, мы на одной стороне баррикад"!
— Попытайтесь поподробнее вспомнить, что вы делали с того момента как вы тем вечером вышли из кинотеатра.
— Мы, мой друг Василий Щербаков, его сестра Люба и я, вышли на площадь Льва Толстого и…. — Неспешно начал я своё повествование с небольшими остановками, покряхтываниями и постанываниями, что, в общем-то, правильно отражало моё неважнецкое состояние, рассчитывая завершить рассказ через пятнадцать минут на входе в Смольный. Мои слушатели уже начали откровенно скучать, когда минут через десять от начала рассказа, на моменте остановки у Таврического дворца, меня перебил третий туз, неопределенной масти (потому что был лысым), в отлично сшитом по фигуре (довольно пухлой, надо сказать) шерстяном костюме.
— Кто — нибудь заходил в трамвай? — маленькие коричневые глазки впились в меня как два комара.
"Хм, а ведь действительно кто-то заходил. А… тот "псих"…".
