Как это происходило? Поскольку текучка в «Сангородке» была довольно высокой, как только привозили новенького, его тут же брал в оборот Луи, предлагая сдать что-нибудь шерстяное: грязное, рваное — неважно. Расплачивались за сырьё хлебом — самой твёрдой валютой страны под названием ГУЛАГ.
В общем, по выражению Анатолия Ванеева: «Если он и был из преисподних, то, по крайней мере, из довольно беспечальных».
Хотя жизнь в лагере была тяжёлой даже для «приблатнённых», она имела свой специфический флёр, который можно было бы назвать и романтикой, да язык не поворачивается. Абезь была одним из самых интеллектуальных населённых пунктов страны, если считать по удельному весу ученых, литераторов представителей творческой элиты на душу населения (или на квадратный Метр). В этом смысле ОЛП-5 и соседние «олпы» были элитарными.
Развлекались зэки тоже в основном с помощью мозговых манипуляций. Одним из «умных аттракционов» Луи с товарищами было хулиганское перетачивание популярных песен. Так, вместо «Любимый город в синей дымке тает» пели «Любимый город, синий дым Китая». А вместо «Выше вал сердитый встанет» — «Вышивал сердитый Сталин». За такие перепевы срок могли и накинуть. Ведь была и другая зэковская шутка: «Дали десять лет. Отсидел одиннадцать и досрочно освободился».
Абезьский лагерь — действительно преисподняя, но видимо, та самая из шутки про «простой ад и ад студенческий». Подобно тому, как Луи ходил на институтские лекции по поточным аудиториям, здесь, в ОЛП-5, он мог ходить на персональные занятия к корифеям отечественной науки. «По искусствоведению» был Николай Николаевич Пунин, третий муж Анны Ахматовой. «По философии» — Лев Карсавин, профессор петербургского, а затем — литовского университетов. «Физкультуру» представлял один из братьев легендарных Старостиных, Александр: правда, прямых свидетельств того, что он отбывал срок именно в ОЛП-5, нет. Кстати, жил здесь ребёнком и Олег Ефремов, чей отец был в системе ГУЛАГа бухгалтером, правда, вольнонаёмным.
Именно так двадцати-с-чем-то-летний Луи продолжал своё образование, которое ничем не уступало вузовскому, только без истории партии, марксизмов-ленинизмов и диаматов. И диплома. За пайку хлеба тот же Карсавин не брезговал давать уроки страждущим. «Спрашивал то об одном, то о другом. Трудно было понять, что именно его интересовало», — пишет Анатолий Ванеев о визитах Луи к профессору. Не знал Луи, зачем ему нужен Карсавин, но знал точно, что нужен, и услышанное тщательно конспектировал, а конспекты перевозил из лагеря в лагерь, не забыв взять их с собой, вместе с чистой совестью, на свободу.
