- Поль умер! - с трудом выдавила из себя Сесиль, кусая губы, чтобы не разрыдаться. - Значит, я жду напрасно,- добавила она чуть слышно… - Не для чего больше ждать. Остается только уйти…
- Профессор Монзак скончался в ноябре сорок третьего года.
- Он с вами говорил обо мне?
- Он говорил только о вас, особенно в последние дни. Он говорил, что, потеряв вас и свободу, он больше не может жить, и видел для себя только один исход.
- Он ничего не просил вас передать мне?
- Он настоятельно просил, если мне доведется когда-нибудь с вами встретиться, убедить вас закончить ваше образование и заняться домом в Больё, которым он очень дорожил… Возвращайтесь в Тулузу, - вам тут нечего делать. Вы уже достаточно измучились, голубчик. Я в ближайшие дни приеду к себе. Мы опять увидимся с вами и поговорим о нем. Я видел много смертей, но его кончина была смертью друга.
Доктор пытался ее увести, держа за локоть, но она захотела еще раз остановиться у списков спасенных из лагерей, хотя ничего уже не могла разобрать в них. Слезы лились ручьем, застилая глаза.
На следующий день Сесиль вернулась в Тулузу, в свою квартиру, но оставаться там была не в силах.
Теперь она чувствовала себя как бы очищенной семью годами страданий и находила естественным избранное ею одиночество. Если она решилась взять на воспитание Эли, то только потому, что Поль как-то ей сказал: «После войны, если у нас не будет детей, мы возьмем на воспитание девочку». Сесиль обратилась в Попечительство о сиротах с просьбой дать ей ребенка, родившегося в 43-м году, когда Поль был еще жив.
* * *
Сесиль не могла сосредоточиться; она вынула из сумки белую шерсть и спицы и принялась вязать.
- Это для кого? - спросила Эли.
- Для Анеттиного малыша… У тебя есть все, что тебе нужно, Элизабетта.
- Да, конечно, но я люблю, когда ты вяжешь для меня.
- Эгоистка! - воскликнула, целуя ее, мать. Сесиль с удовлетворением посмотрела на свою девятилетнюю хорошенькую дочку и, похлопывая по ее крепким ножкам, сказала: - Тебе уж жаловаться грех; посмотри, какие у тебя ноги, словно налитые. Кормят тебя как следует и ухаживают за тобой неплохо.
- Ах, мамочка, если бы я на самом деле была твоей дочкой, как это было бы хорошо! Правда?
- Это от нас не зависит. Но ты совсем как моя девочка. Я тебя люблю, как мать.
Элизабетта вздохнула.
- А ты помнишь, мама, тот день, когда ты приехала за мной в Жорнак к моей мамке? Я так боялась, что ты уедешь и не возьмешь меня с собой…
