Каждый день мы ходили с Сержантом в помещение, откуда велось скрытое наблюдение за нашим семейством. Скрытые камеры в доме этой семьи были установлены только в спальне родителей и на заднем дворе, а аппаратура для прослушивания позволяла слышать, о чём говорят на кухне, в гостиной и прихожей. Этого оказалось достаточно, чтобы насмотреться и наслушаться, и получить полное представление, что происходит в этом доме, и что за люди в нём обитают. Правда, поначалу я воспринял мать семейства, как жертву, а об отце подумал «ни то ни сё», и угадал лишь с Манаем, который сразу показался мне самой неприятной фигурой, на ком размерено и стала концентрироваться моя ненависть. Но так я думал о них до четвёртого дня «подглядывания». Очень быстро мы поняли, что всё семейство занималось перевалкой детей от источников их добычи до конечных заказчиков. Язык не поворачивается такими ярлыками это всё называть. И у каждого из членов семьи были свои функции.
Манай — тот исполнитель, на побегушках; он вёл переговоры с клиентами, доставлял детей, куда надо. Этот же «упырь» отвечал у них там и за детскую дисциплину, которая выражалась в неуклонном подчинении взрослым, требования которых зачастую выходили за рамки приличия. Например, «мать», которая заботилась о чистоте и воспитании приёмных детей, тоже посещала подвал, а раз после таких посещений туда не бежал Манай, значит, дети выполняли всё, что она просила. Отец занимался «презентацией», репутацией и поиском новых клиентов. У него был доступ к депутатам, судьям, парламентариям и церковным деятелям. Через знакомых своих знакомых он мог достучаться почти до мэра штата. И все трое были окончательно аморализованные. Если за общение между собой и с приёмными детьми — общение, которое не отличалось у них высокоорганизованным характером — им следовало отрезать языки, то за их периодические педофилические акты они достойны были только одного — чтобы их закатали в асфальт.
Нам улыбнулась удача, хотя не стоит в данном случае отмечать это таким, отдающим весельем выражением. Как бы там ни было, за пять дней до нашего выезда, наши подопечные вызвали к себе сантехника. В одной из комнат подвала из стены сочилась вода (думаю, это сделал один из её узников, чтобы привлечь к себе внимание людей из внешнего мира). Детей, конечно, тщательно упрятали. Сантехник, как они думали, должен был быть «свой», но и его, под предлогом разговора, пристально наблюдали за своей работой. Не помогло: сантехник оказался не «их», а «наш», и ввинтил он не простой шурупчик. Пять дней мы могли слышать, что происходило в этой комнате. Здесь бывали каждый день все взрослые члены дома, а некоторые по два раза. Именно в комнате, где побывал сантехник, потом будет находиться мальчик, которому лет одиннадцать. Я буду счастлив потом подвести его к нашей машине, чтобы Статист доставил его к нам, а наши — к родителям.
