Между тем на нашем Юго-Западном фронте с каждым днем обстановка становилась все тяжелее. Противник, имея численное превосходство в живой силе, танках и авиации, продолжал теснить наши соединения, развивал наступление на Житомир, Киев. Таким образом, над войсками фронта нависла угроза окружения. К этому времени штаб фронта переместился в город Проскуров (Хмельницкий).
Нашему мехкорпусу было приказано к 3 июля сосредоточиться в районе этого города. 2 июля соединения корпуса начали марш по дороге Тарнополь Проскуров. В голове колонны двигалась 7-я моторизованная дивизия, за ней штаб корпуса и части обеспечения, в арьергарде - 12-я танковая дивизия. По дороге бесконечным потоком катились повозки эвакуируемого населения.
В воздухе то и дело появлялись пикирующие бомбардировщики противника. Сбросив бомбы, они проносились на бреющем полете над колонной, обстреливая ее из пулеметов. Наши самолеты не появлялись. Вся тяжесть борьбы с вражеской авиацией и здесь ложилась на зенитные артиллерию и пулеметы. После полудня вдруг остановилась колонна, шедшая впереди. Прошло пять, десять минут, а мы стоим. До слуха донеслись разрывы снарядов. Заподозрив неладное, я на своем КВ поспешил вперед и вскоре увидел четыре горевшие автомашины со снарядами. Они-то и рвались, наводя ужас на несчастных беженцев. Объехать эти машины было невозможно: справа более чем на километр тянулось непроходимое болото, а слева поднималась довольно высокая гора с крутыми склонами. Ждать, когда сгорят машины и прекратятся взрывы снарядов, мы не могли. Перевалить через гору в состоянии были только танки, колесные машины здесь не прошли бы. Но колонна долго стоять на дороге не могла. Снова могли появиться фашистские бомбардировщики. Не успел я принять какое-либо решение, как услышал голос механика-водителя:
- Товарищ генерал, скорее закрывайте люк!
Опустился в танк и плотно закрыл люк. КВ, набирая скорость, устремился на горящие автомашины. Расстояние быстро сокращалось. Еще мгновенье - и танк ударил стальной грудью в один из грузовиков, затем второй, третий... Машины полетели в стороны. Снаряды перестали рваться. Пробки как и не бывало.
Сгоряча я отругал механика-водителя за его рискованный поступок, совершенный без моего согласия. Но потом оценил находчивость и смелость танкиста и очень сожалел, что не представил его к награде. В ту тяжкую годину под влиянием трудностей и неудач притупилось, к сожалению, наше чувство меры подвига.
