В это гулкое холодное утро Федор Дмитриевич Жижин, или попросту, как звали его в деревне, Федька Жиженок, проснулся не совсем обыкновенным образом. Ветер сорвал Анютину юбку, которой завешено было разбитое окно, и отбросил ее, вместе с загремевшей по полу палкой, чуть ли не к самой лежанке, где спал Жиженок.
Подняв с подушки плешивую голову, Федька протер подслеповатые глаза и запахнул ворот рубахи — под нее уже успел забраться холод. С улицы смотрело в избу большое бледное солнце, качались под окнами черемухи, мимо окна гремела телега.
— Анюта! — крикнул Федька, одеваясь. — Опять пуговицу к штанам не пришила.
— На тебя пуговиц не напасешься, — ответила из-за перегородки только что вставшая жена. — От шинели все отпорола и от мундира тоже. Подумаешь, барин какой — подавай ему пуговицу с орлом. Носил бы деревянную баклыжку.
— Дура ты, Анюта. Это политика старая, так мы ее вот куда…
— А ты поменьше теряй.
Федька оделся, приладил опять к окну юбку, сел на лавку и стал вспоминать, что нужно сегодня делать.
— Ага, — вслух произнес он, — поверстание земли запасного фонда в пользу вновь народившихся граждан.
