Коэн оторвал руку от стола, стряхнул осколки стекла, слизал с пальцев лимонную мякоть:
— Кто в этом участвовал, кроме грека?
Базз смотрит прямо в глаза Микки: верный друг, который никогда не солжет. Он уже приготовил имена двух пидоров, которых сам вышвырнул из города, когда они вломились и уничтожили долговые записи неофициальных пари в тотализаторе Лью Вершоу на студии «Парамаунт»:
— Бруно Гайер и Стив Катценбах. Голубцы. Найдешь, куда пристроить Люси?
Коэн щелкнул пальцами, и тут же появились официанты, которые в мгновение ока заменили скатерть. Он медленно перевел взгляд на Базза, словно только что заметил его присутствие. Базз с невозмутимым видом немного отодвинулся от Микки — больше давить не стоило.
— Мицва, значит? — сказал Микки. — Ах ты, говножрал гойский! Где Одри и Люси?
— Возле моей машины.
— Что положил тебе Солли?
— Штуку.
Микки сунул руку в карман брюк и вытащил пухлую пачку сотенных. Отсчитал десять купюр, разложил их в ряд на столе и сказал:
— Только такую мицву ты и понимаешь, олух. Но ты избавил меня от неприятностей, а долг платежом красен. Вот, оденься как надо.
Базз сгреб деньги и поднялся:
— Спасибо, Микки.
— Пошел ты. Что общего между женской ногой и Эмпайр-стейт-билдинг?
— Не знаю. Что?
Микки осклабился:
— Чем выше, тем больше дух захватывает.
— Ну ты остряк, Микки.
— А чего ты тогда не смеешься? Пришли мне девчонок. Быстро!
Базз подошел к бару, где Джонни Стомпанато приканчивал очередной стакан. Обернувшись, увидел, что Микки обменивается рукопожатиями с Томом Бренеманом и метрдотелем. Отсюда Базза видно не было. Джонни Стомп повернулся к нему, Базз сунул ему в руку пять из полученных от Микки купюр:
— За Сифакиса. Он продал тебя, но трогать его не надо. Про бабки я Микки не рассказал. Ты мой должник.
Джонни улыбнулся и спрятал деньги в карман:
— Спасибо, приятель.
— Я тебе не приятель, макаронник хренов, — ответил Базз и пошел к выходу, засовывая на ходу остальные деньги в карман рубашки и слюнявя галстук, чтобы оттереть брызги томатного сока на своем лучшем шерстяном костюме от Овиатта. На тротуаре стояла Одри и наблюдала за ним.
— Хорошенькая у тебя жизнь, Микс, — заметила она.
Он понимал, что все это ему снится и сейчас не 41-й год, а 1950-й. Частью раздвоенного сознания он пытается задержаться на деталях происходящего, что бежит своим ходом, а другой его частью не хочет этот самотек прерывать.
…Он мчится на юг по дороге 101 за рулем мощного седана «Ла Салль». Завывание сирен дорожного патруля становится все ближе и ближе. Вокруг него — лесистая местность округа Керн. Впереди от шоссе бегут в стороны несколько грунтовых дорог. Он выбирает дальнюю и резко берет влево, рассчитывая, что патрульные машины свернут раньше или проскочат мимо. Дорога идет мимо домов фермеров, хижин сборщиков фруктов и утыкается в глухой каньон. А сирены звучат справа и слева, сзади и впереди. Понимая, что любой путь ведет в ловушку, он сбрасывает скорость, сворачивает на пашню и начинает отрываться. Машину бросает в крутые виражи. Впереди огни. Должно быть, ферма. Перед глазами вырастает ограда. Он объезжает ее на второй передаче, и перед ним открывается ярко освещенное окно.
