Постучал в дверь комнаты, перед которой была лестница на первый этаж. Открыл заспанный латыш, или кем он там был...
- Вам... чего, товарищ?
Ишь... Разговаривает почти без акцента.
- Я от Якова Михайловича...
- Я помню. Я вас видел, когда Яков разговаривал здесь с Имре. В чем дело?
- События приближаются... - Откуда эти слова и зачем? Несет матроса на гребне волны. И вот-вот утопит.
- Да. Мы знаем.
- Всё помните - что и как?
- Всё.
- Повтори.
"Латыш" посмотрел с сомнением, но послушно зачастил:
- Сначала приводят кого-то, кого мы не видим, потом проводят тех, кого мы знаем, потом...
- Я знаю, что будет "потом". Спасибо. Ты - латыш?
- Нас называют так здесь, у вас. Я - венгр, Андраш Верхаш, унтер-офицер Австрийской армии, пленный, исповедую социализм. Товарищ... Лично я стрелять не стану. Женщины, мальчик... Не хорошо есть. Но я хочу антер ну1 предупредить тебя, ты мне кажешься порядочным человеком: затевается не просто убийство. Затевается страшный театр. Но сути я не знаю.
Ильюхин улыбнулся:
- Откуда так шпаришь по-нашему?
- О-о, плен... Четыре года. Я сразу начал учить язык. Я желаю тебе добра.
- А... Имре? Он кто?
- Он... Он настроен решительно. Он будет убивать. Ты вот что, матрос... Их не спасти. Пойми это. И будь разумен.
Обратный путь проделал за несколько мгновений. В столовой увидел Марию. Она стояла у стола, на ней была длинная юбка и темная шелковая кофточка. Обомлел, смутился и даже растерялся.
- Вы... Не спите еще... А... почему? - лепетал что-то мало понятное, глупое даже, проклинал себя, но нужных слов не находилось.
Улыбнулась успокоительно, показалось - дружески. Или, может быть, чуть больше? Кто их разберет, этих царских дочерей...
- Я слышала, как вы прошли... Я не спала. Я последние дни мало сплю или почти не сплю. Я читала стихи. Помните? - Голос у нее был немного севший, от простуды должно быть, но от этого он вдруг сделался таким понятным (вот ведь странность...) и близким - да-да, именно так... - "Мне страшно с тобою встречаться, Страшнее - тебя не встречать... - замолчала, подавив готовые вот-вот прорваться слезы (видел это, видел!) - Я стал... Нет - стала, стала! Всему удивляться, на всем уловила печать..." Замолчала, опустила голову.
Он не знал этих стихов. Но непостижимым чутьем и еще каким-то не поддающимся осознанию... чувством?.. наверное - да, - понял, догадался, ощутил: это написал тот же самый... Как их называют? Поэт? Вот, он. Тот же самый, что и о солнце Завета. О ее очах.
