Уже на льду кроме валенок и шапки я больше ничего на себе не обнаружил, не считая того, в чем обычно спал, поскольку в тамбуре, где между двух дверей – внутренней и уличной – располагалась наша вешалка, просто не успел, подпираемый кем-то сзади, сдернуть с крючка свою куртку, оказавшись в своем любимом теплом белоснежном шерстяном белье, которое здесь, на льду, не казалось таким уж теплым, да и белоснежным оно, пожалуй, тоже уже давно не было.
Рядом с собой я узрел еще нескольких так же «изысканно одетых джентльменов». Кто был в шапке, шубе и тапочках на высовывающихся из-под этого скорого одеяния синюшных ногах. А кто – даже в майке, трусах и валенках. Кто-то, завернутый до глаз в верблюжье одеяло, по-моему, стоя продолжал еще спать.
Между тем колючий, как растопорщенный ежик, морозный ветерок совершенно привел меня в чувство, и я, еще ничего не осознав как следует, вдруг захохотал, хватаясь за живот, от созерцания этой живописной картины, напоминающей одновременно и «Письмо запорожцев турецкому султану», и «Бегство французов из Москвы в 1812 году».
Смех мой волной стал перекатываться от одного к другому, а наш общий, пожалуй, достиг другого берега Байкала. Но меня просто согнуло от хохота дугой, когда Коля Давыдов, чем-то неуловимо похожий на добродушного медведя, с жердиной в руках показался из-за вагончика и загудел своим низким хрипловатым голосом.
– Ну, чего вы переполошились?..
Он был в валенках, старой ондатровой шапке с болтающимися ушами, толстенном китайском голубоватом нижнем белье и шубе нараспашку.
– Это я вагончик малость стронул, чтобы полоз в трещину не попал, – объяснил он.
И только тут мы обратили внимание на то, что рядом с полозьями вагончика из металлического уголка появилась еще очень узенькая, с острыми краями, пока еще несквозная, а оттого и сухая трещина, берущая свое начало неизвестно где и тянущаяся к недалекому берегу.
Было такое впечатление, что кто-то очень сильный, для которого километр лишь малая единица масштаба, огромным циркулем прочертил эту светлую полосу, раздвинувшую лед и уходящую, может быть, к середине Байкала по темной полировке льда.
Трещины и трещинки, напоминающие то глубокие морщины на челе, то веселые морщинки возле глаз, на байкальском льду совсем не редкость. И, как правило, они никакой опасности не представляют, поскольку крайне редко бывают шире десяти-пятнадцати сантиметров на поверхности. Уходя вниз клином и зачастую не достигая воды.
