С того дня, когда перед ними внезапно возникло африканское побережье, Антони с помощью Коллинза ежедневно прокладывал курс. Капитан уже вращался в иных, не расчерченных параллелями сферах. Сама каюта, без какого-либо участия со стороны Антони, постепенно проникалась странным потусторонним духом, который нагнетали, похоже, равно капитан и его жена. Из этого царства домыслов Антони забрал карты в более трезвый и божеский кубрик.
"И впрямь, судьба сводит со странными попутчиками", - думал Антони, когда они с Коллинзом откладывали компасный курс в окружении христианских мучеников и святых. Лампа с ворванью покачивалась над головой, отчего по карте пробегали тени, словно облака по миниатюрной местности. Лицо святого Лаврентия, принайтовленного вместе с решеткой к переборке, то темнело, то светлело. Терракотовое пламя вспыхивало. Антони заметил, что на Христа кто-то надел дождевик. С колеса святой Екатерины свисали плащи.
- Жуть, что капитан по пьяни делает с кораблем, - сказал Коллинз, неодобрительно озираясь по сторонам. - Везет ему, не спорю, но я не стал бы на его месте испытывать судьбу и забивать христианский кубрик этой языческой публикой. К тому же оно как-то не по-корабельному. Я сам прикрыл это кошмарное кровавое сердце. Глаза бы мои на него не глядели. Еще подумаешь, что на корабле бунт и смертоубийство.
Он с явным облегчением повернулся к карте.
- Чуть севернее, мистер Адверс. Надо держаться подальше от африканских пиратов, но и к Минорке близко не соваться. Норд-вест-тень-норд - это будет самое оно, учитывая, что вы говорили о магнитном склонении. С этим бризом мы делам узлов по десять. Проверьте, куда это приведет нас завтра к полудню. Славно было бы, если вы смогли сделать замер. Думаете? Но я уж давно обещаю, что задует. А мы еще слишком близко к берегу.
Они снова вышли на палубу. За кормой между низкой серой тучей, нависшей, словно пещерный свод, и зыбким свинцовым ложем внизу возникла длинная, зеленая, яркая-преяркая полоса, и она явно нагоняла корабль. Стая чаек с криком пронеслась мимо. За светлой полосой Антони различил вроде бы землю. Длинная череда сумеречных гор, вылепленных с вольностью, ведомой лишь безжалостной природе, вздымала над горизонтом угрюмые истерзанные пики. Внезапно адское пламя заката блеснуло на вершинах. Словно в ответ мрачная твердыня зажглась, замерцала преисподним огнем. Башни начали таять. Из-за них вылетел бесконечный строй кавалеристов на взмыленных белогривых скакунах и устремился во след кораблю. Грохот далекой артиллерии прокатился по всему горизонту, по парусам и по палубе пулями застучал град.
