— У нас не было времени как следует узнать друг друга, — проговорил Жоэль. — Ты, конечно, единственный сын в семье? У тебя просто на роже написано, что ты единственный сын.
Жоржа охватил приступ сумасшедшего смеха.
— Тебе хочется знать?.. Тебе это интересно?
— Ну да!..
— Я старший из семи детей… После меня четыре девочки и два мальчика.
Жоэль оторвался от наблюдения за прямым шоссе, ведущим к Жуаньи, и посмотрел, не шутит ли Жорж.
— Для врача, — проговорил он, — это довольно глупо.
— Да, но он католик. Уважает природу. Нельзя убивать жизнь. Надо плодиться и размножаться. Я даже не знаю, как в нормальном состоянии выглядит моя мать. Я всегда видел ее вот с таким пузом и со сложенными на нем руками.
Он выбросил руку в открытое окно и несколько раз кулаком ударил о дверцу.
— Это надо прекратить, — пробормотал он.
Жерсен обогнал экскурсионный автобус с кондиционером, замкнутый в себе, как рейсовый самолет, за затемненными окнами которого просматривались ряды оцепенелых голов. «Пежо» последовал за ним.
— Может, чуть оторваться от него, — предложил Жоэль, — а то вдруг он нас засечет.
— Как хочешь. С меня хватит. Если удастся где-нибудь остановиться, позвоню Влади. Так дальше нельзя. А если ему взбредет в голову поехать в Испанию?.. Ты что, сядешь ему на хвост до Барселоны?..
Жоэль не переставая жевал. Его спокойствие, медлительность раздражали. Ему бы пасти коров.
— Я выполняю приказания, — наконец проговорил он. — Если начать рассуждать…
Перед ним вырос указатель Оксер-Норд. За ним среди полей цвета львиной шерсти показались ответвления дороги. Крыши машин вдалеке блестели, как осколки стекла. Жоэль размышлял. Временами трогал усы там, где выступил пот.
— Вы, — продолжал он, — вы учитесь… А я нет… Моя сила в том, чтобы делать то, что мне скажут.
Жорж оттаял и левой рукой дружески погладил ему шею.
— Ты мне нравишься, — сказал он. — В сущности, ты шуан. Ты просто сменил знамена. Главное — идти за своим кюре, ведь правда?.. Временами я хочу быть таким, как ты.
Он поудобнее расположился на сиденье, откинул голову на подголовник. В квадрате открытого люка на крыше маленькие круглые облака бежали как бы на одной скорости с машиной. Зачем пытаться познать что-то больше? После всех книг все равно остается еще одна книга, и ты без конца… И для объяснения мысли все равно надо прибегнуть к мысли. Ее нельзя никак убить. Разве ее можно свести к жужжанию атомов, как комаров у болота? Надо быть верным, как бретонец!
