Прислушалась. Откуда-то из окон доносились крики и
ругань. Похоже, разыгрывалась семейная сцена.
— Слышишь? — тихо спросила Маринка. — Козел… как ты мог… да я уже
жалею, что замуж за тебя вышла… — шепотом скопировала
интонацию орущей бабы и тихо засмеялась.
— У людей драма, наверное, а ты ржешь, — посмеялся и Мажарин.
— Там за каждым окном своя драма, — веселым шепотом сказала она. — Кто-то ссорится,
кто-то трахается, а кто-то, может, помер. — Глубоко
затянулась и задержала дым в легких. — Серёжа?
— Чего?
— А мы с тобой как эта скандальная парочка, да?
Он глуховато рассмеялся и шире распахнул пиджак. Жарко было. От Маринки.
— Ну, — сама себе кивнула. — Уже и поругались, и помирились.
— А мы что помирились?
— А что нет? — театрально удивилась она.
— Нет, конечно. Вот после минета и помиримся.
— Подержи, — сказала, отдавая ему сигарету, которую он, чуть опешив, не спешил брать. И
Маринка хохотнула: — Размечтался. Подержи, говорю.
Хочу волосы расплести, башка болит от шпилек.
Он взял сигарету. Маринка стала ощупывать голову и вынимать невидимки.
— Подержи, — снова скомандовала она и положила в его раскрытую ладонь шпильки и
невидимки. Встряхнула волосы, потом поснимала с себя
все драгоценные побрякушки, наручные часы и вздохнула так, словно не украшения с себя
сняла, а наручники.
Мажарин сунул всё, что ему всучили, в карман пиджака. Марина забрала у него сигарету и
выбросила. Да, это так в ее духе: дать подержать
сигарету, чтобы потом просто ее выбросить.
Где-то рядом залаяла собака. По голосу слышно, что не мелкая шавка, а здоровая псина.
Потому что глубоко лаяла, басовито.
Маринка вся вздрогнула, прижалась к Мажарину и прошептала:
— Мамочки, как я боюсь.
— Не бойся, она же на поводке.
Псина появилась на дорожке вблизи их лавочки. Хозяин остановился, натянул поводок,
прикурил и медленно пошел дальше. Марина, задержав
дыхание, провожала его взглядом, пока рубиновый кончик сигареты не потерялся где-то
между домами.
— Ну и что… я все равно боюсь… я просто боюсь собак.
Он обнял ее за плечи, и Марина сразу вздохнула свободней, обмякнув. Хотела чмокнуть его
в губы, но Мажарин отвернулся.
— Я не буду с тобой целоваться.
— Почему это? — удивилась она.
— Потому что ты накурилась. Терпеть не могу курящих девок.
— Будешь. — Она забралась ему на колени, сжала лицо руками, не давая отвернуться, и
крепко поцеловала. — Будешь.
Он рассмеялся, снова отворачиваясь, но Маринка не отставала. Всем телом навалилась на
него, притиснулась грудью, придавив к лавочке.
