Майкл.
Говорила ли я ей когда-либо, что люблю ее?
Не знаю.
Не могу вспомнить.
«Мне очень жаль».
Тошнота делается почти неотступной. Она то вздымается, то опускается. Мысли преследуют меня, кислота поднимается из желудка и обжигает глотку.
– Останови, – прошу я Тэка.
Меня выворачивает наизнанку за чьей-то дряхлой машиной. Неподалеку расположена аптека, в ее потрепанном синем тенте собралась лужа. Вертикальная неоновая вывеска, гласящая «Консультация и диагностика», не горит, но на грязной двери красуется оранжевая табличка «Открыто». На мгновение я задумываюсь: а если просто зайти и сочинить убедительную историю, раздобыть еще один тест? Ну, чтобы убедиться наверняка. Нет. Слишком рискованно, а мне нужно сосредоточиться на Лине.
Я натягиваю куртку на голову и бегу к фургону. Теперь я чувствую себя немного лучше.
В сточных канавах вода несет мусор, вроде клочков бумаги и одноразовых стаканчиков. Ненавижу этот город. Почему я не с остальной частью группы на складе? Сейчас я бы паковалась, пересчитывала людей, оценивала запасы… Да я бы предпочла что угодно – пробираться через Дикие земли или драться со стервятниками!
Лишь бы убраться из серого города, где даже небо и то на подпорках.
И мы все – крохотные, как муравьи.
В фургоне пахнет плесенью, табаком и арахисовым маслом. Я открываю окно.
– Что случилось? – спрашивает Тэк.
– Самочувствие неважное, – бормочу я, глядя перед собой.
Ему не стоит продолжать расспросы! Две недели тошноты по утрам. Сперва я решила, что испытываю обычный стресс. Лина схвачена, все пошло наперекосяк. Ожидание. Наблюдение. Надежда на то, что она в порядке.
Терпение никогда не являлось моей сильной стороной.
– Ты неважно выглядишь, – сообщает Тэк и добавляет: – Что с тобой, Рэйвен? Ты не?..
– Я в норме, – поспешно отвечаю я. – Желудок озверел. Ничего особенного. Дело в той паршивой еде, которую мы глотаем на обед и ужин.
Тэк успокаивается. Он перестает сжимать руль до белизны костяшек, и желваки на его скулах пропадают. Меня захлестывает чувство вины. Ложь – неплохое средство защиты, как иглы у дикобраза или когти у медведя. За время жизни в Диких землях я хорошо это усвоила. Но я не люблю врать Тэку. Он – практически единственный, кто у меня остался.
– Она твоя?
Вот они – первые слова, сказанные мне Тэком. Я до сих пор помню, каким он предстал передо мной: тощий, большие руки. Два кольца в носу. Глаза – прикрытые, но бдительные, как у ящерицы. Волосы падают на лоб до самой переносицы. Сидит связанный в углу комнаты для больных. Весь в комариных укусах и царапинах.
