— Еще как проживешь, — возразил он. — Эскимосы на старушке-Земле всегда питались мясом — одним только мясом, — притом сырым! Ну, и рыбой, конечно. Между прочим, само слово «эскимос» означает, в переводе с одного из индейских языков, «тот, кто ест сырую рыбу». Да и все индейцы-северяне живут в основном на мясе. Им перепадают изредка фрукты и ягоды, и все же их рацион на девяносто процентов состоит из мясного, и они прекрасно на этом живут.
Уайти шумно принюхался.
— Джимми, ты меня убедил. Если то, что я чую, наша еда, остается лишь надеяться, что на вкус она будет так же хороша, как и на запах.
Мы миновали плавный изгиб тоннеля, и в коридор хлынул естественный свет, при котором мы разглядели по обе стороны штрека занавешенные входы в пещеры. Тоннель здесь закончился, и мы увидели, что свет падает сквозь прямоугольные окна, пробитые в тупиковой стене. Унтава жестом подозвала нас к окнам и предложила выглянуть наружу.
Мы находились футах в семидесяти над белой равниной, которая с очень плавным, почти незаметным уклоном уходила к зловещей пирамиде; ее расплывчатый силуэт даже здесь, с такого расстояния, омрачал весь вид. Само зрелище этого алтаря злобы наполнило меня тем тревожным чувством, какое испытываешь, когда видишь треугольный черный плавник, рассекающий манящую голубую воду.
— Номера с живописными видами, — констатировала Трейси. — Но еда-то где?
Унтава провела нас через один из скрытых занавесками входов, за которым оказалась просторная пещера. Она не примыкала к наружной стене и освещалась свечами, закрепленными в большом мраморном канделябре, стоявшем на столе. К слабым огонькам свечей присоединялась игра языков пламени, которые вырывались из металлической решетки, вделанной в пол в дальнем конце комнаты, и со спокойным урчанием скрывались в такой же решетке на потолке.
Я совершенно не ощутил перемены температуры — тело оставалось таким же холодным, каким его сделал Итаква, — а вот Трейси откровенно обрадовалась теплу. Она порывисто сбросила обе парки и потянулась всем телом.
— А скажи-ка, Джимми, — спросила она, — неужели все они живут в таких условиях?
Действительно, в этой пещере ничего не напоминало о строгом аскетизме, отличавшем все переходы, по которым мы добирались сюда. Стены прятались под роскошными драпировками в безошибочно узнаваемом стиле североамериканских индейцев, пол был сплошь устлан мягкими шкурами, а любую каменную поверхность, остававшуюся на виду, украшали резные узоры, тоже в традиционном духе. Правда, орнаменты настолько переплетались между собой, что установить традиции, к которым они принадлежали, было бы очень непросто.
