Соседку звали Розой Виеро. Ее собственных детей здесь было двое. Остальные — племянники. Сестра просила присмотреть. И на самом деле она не толстая — она в положении. А муж уже третий день в командировке. Все это Ершова узнала раньше, чем успела открыть рот сама.
Ольгу пригласили в гости. Пригласили тоном, исключающим возможность отказаться. Еще раз напоили кофе, накормили тостами, и за полчаса умудрились как выдать обилие информации о себе, муже и ближайших родственниках, так и расспросить об аналогичном Ольгу.
— Ушел, значит? Мерзавец! — со злостью выплюнула Роза, экспрессивно взмахнув руками, когда Ольга. А затем с надеждой спросила. — А, может, вернется еще?
От такой непосредственности Ольге захотелось рассмеяться. Она в который раз попыталась уйти домой, и ей это снова не удалось. Спустя еще полчаса, она с удивлением обнаружила, что невесть как подписалась посидеть в детьми вечером в ближайший четверг. Что теперь она два раза в неделю будет ходить с Розой в спортзал, ибо «попа — наше все» и «один раз расслабишься, а потом вся жизнь насмарку». И что через два месяца Роза с семьей летит на неделю на Амазонку, и Ольга отправляется с ними.
Вернувшись домой, Ершова упала без сил. Будучи по сути интравертом, она за одно утро получила передозировку эмоций и чувствовала себя уставшей. Уставшей, но довольной.
* * *
Еще полгода пролетело. Ольга немного пришла в себя. Она уже не сидела целыми днями дома, не хандрила по пустякам. Однако… себе она напоминала воздушный шарик. Яркий снаружи и пустой внутри. Она ежедневно проверяла фейсбук — не появилось ли новых записей у Андрея. Ольга знала, что Усольцев взял кредит в банке, что он вместе с каким-то американцем выкупил старую базу отдыха, привел в порядрк. И сейчас они начали принимать постояльцев. Его лента пестрела фотографиями и событими. Пусть зачастую мелкими и обыденными, но если уметь видеть интересное вокруг себя, то жизнь никогда не будет скучной. Ольга вдыхала эмоции Андрея как воздух, на мгновение чувствуя их — переносясь мысленно в другое место, становясь другим человеком.
— Я не чувствую вкуса жизни. У меня нет целей. Меня ничего не радует, — говорила она, сидя в знакомом кресле в кабинете психолога. — Мы с Розой ездили в Игуасу смотреть водопады. Это красиво. Но… я не почувствовала какого-то особого восторга. Или радости. Да, красиво. И что? Словно эмоций не осталось. Мне не плохо, не больно. Мне просто… незачем жить. Не в смысле, что я хочу умереть. А в смысле, что мне все равно. Не к чему стремиться. Ничего не хочется. Никому не нужна, — Ольга откинулась на спинку кресла, бездумно уставилась сквозь висящую на стене картну. — Знаешь, год назад я боялась, что могу заболеть или пораниться. Не то, чтобы сильно боялась. Но опасения были. Рак, например. Или автокатастрофа. Медицина несовершенна, люди часто умирают. Иногда проскальзывала мыслишка — а вдруг я заболею? И становилось не по себе. А сейчас… Скажи мне кто, что я умру через месяц, мне будет безразлично.
