— Вот уж нет! — последнее меня задело.
— Я не в плохом смысле — невинная, наивная, доверчивая, совсем без характера.
— Вы вчера говорили о «блаженстве кротких».
— Забавно. Пусть так: кроткая.
— А отец ваш? Вы ничего не сказали про отца.
— Он исписался еще в прошлом веке. Надеюсь, вы не писатель?
— Нет.
— Нормально. Они меня ненавидят, потому что завидуют.
— Я, видите ли, археолог, почти постоянно в экспедициях и вашу тусовку, вообще современный этап, понимаю плохо.
— Ага, признались! А туда же — обличать.
— Нет, я предостеречь хочу. Когда я увидел вас в «Русском Логосе», то подумал: девочка нуждается в защите.
— От кого? — заинтересовалась Юлия.
— Это было неопределенное ощущение страха. Но после ваших романов понял: от самой себя.
Я говорил обтекаемо, стараясь не спугнуть ее своим страстным участием, не до конца понятным мне самому. Диагноз же мой был таков: начало душевного расстройства с симптомами раздвоения личности.
«Диптих, — язвительно предупредил Покровский, вручая два пестрых томика. — Если хотите — сериал: продолжение уже вовсю рекламируют — «Мария Магдалина в зеркалах». Будет триптих. Третья «мистерия», говорят, еще скабрезнее». Во какое словечко выкопал литературовед!
Я читал и дивился: «еще скабрезнее»! «Голубой» мотив первенца — «Школы Платона» — отношения двух монахов мужского монастыря. Старца (описание его подвижнической жизни в миру) и послушника, шестнадцать лет назад найденного под Рождество младенцем в заснеженных кустах, но, по Божьей воле, не замерзшего. Старец воспитывает подкидыша, искушаясь вожделениями (в духе «Жития св. Антония»); вожделения описаны мастерски; наконец — развязка — они становятся любовниками. И одновременно юноша впервые видит женщину.
Так начинается «Двуличный ангел» — самоубийством старца (в античном стиле он вскрывает себе вены) и торжеством, так сказать, «нормальной любви» юного монаха и богатой дамы (вывернутые наизнанку вариации «Дон Жуана»), которая тоже добром не кончается.
Это не «попса для плебса», не порнография в чистом виде, но и не «святая русская литература», разумеется. Это усмешка дьявола, действие захватывает каким-то мрачным очарованием, сквозит соблазном в «откровенных» сценах свиданий, когда в душе юноши покаянно прокручиваются церковные службы, а в храме преследуют подробности плотских утех в летнем лесу. Переплетение греховного и горнего, доведенное до экстаза на кладбище, и создает тот полный чары эффект; и уединенный остров Святого Пантелеймона, на котором расположен монастырь, кажется одновременно раем и клиникой. Где скрыта тайна (старца, женщины и мальчика), совершаются чудеса, и господствует смерть.
