Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. | страница 108
При этом лагерные политотделы пытались бороться не только с грубостью, но и старались исключить «доверчивость и панибратство», между сотрудниками ПФЛ и проверяемыми[893]. УПВИ требовало «разъяснить всему личному составу лагерей, что связь работников лагеря с военнопленными и спецконтингентом, участие в нелегальной переписке и передачах, покупка, продажа или обмен каких-либо предметов, прием подарков, и другие взаимоотношения, не входящие в круг служебных обязанностей — является преступлением, за которое виновные несут ответственность, вплоть до предания суду Военного Трибунала»[894].
Горячо осуждалась на партийных собраниях ПФЛ «связь со спецконтингентом», чаще всего означавшая обмен с проверяемыми обмундированием, махоркой, продуктами[895]. От бартера не останавливали и занимаемые должности: надзиратель следственного изолятора поменял у сидящего на гауптвахте шинель финской формы на свой бушлат с петлицами НКВД[896], а сотрудник оперативного отдела «произвел позаимствования денег у ряда сотрудников лагеря и спецконтингента, содержащегося в лагере, и до сих пор ни с кем не расплатился»[897].
Также в лагере № 0308 стахановцы, получавшие алкоголь, были рады продать его личному составу ПФЛ[898]. Часто охранники и охраняемые совместно употребляли спиртные напитки, тем самым стирая между собой все социальные рамки. Официальные отчеты не могли умолчать об этих фактах, но не могли и раскрыть подробностей: дежурный офицер лейтенант Зяблов «допустил выпивку со спецконтингентом»[899], вахтер Мишенев «допустил выпивку с одним из контингента, который поменял фуфайку на водку», а вахтер Ляпин был отправлен в военкомат «за систематическое нарушение конвойной службы, выразившееся в крайней доверчивости к контингенту»[900].
Директива УПВИ от августа 1943 г. собрала самые вопиющие случаи «крайней доверчивости»: отправленный лагерным начальством в командировку для покупки семян в место назначения не прибыл, отпросившийся сходить в село набить матрац соломой в лагерь не вернулся. Также поступил получивший разрешение сходить в лес за корой для плетения лаптей. Еще двое среди дня сломали забор в 20–30 метрах от часового[901]. Даже заметив отсутствие проверяемого, дежурные и дневальные могли просто не сообщить об этом[902] — видимо, отлучки из зоны были распространенным явлением и вахтеры считали, что у «бывших военнослужащих» нет причин для побега.
Некоторые документы зафиксировали едва ли не дружеские отношения заключенных и тюремщиков: «у нас вахтерский состав в большинстве набран из контингента, а поэтому они ходят в зону, встречают там знакомых и рассказывают им все, что делается у нас в лагере»