«Контрабас» и виски с трюфелями | страница 27
— В смысле, как развел? — Во рту стало сухо.
— Пообещал разоблачительное интервью. Типа, все пидорасы, а я должен сказать людям правду. Пригласил Марка к себе. И как бы невзначай попросил привезти четыре вязанки дров для камина и пару пузырей водки. Мол, нога сломана — тяжело из дома выбираться.
— Деньги за дрова и водку отдал? — Теперь этот вопрос меня интересовал больше, чем схемы «Селии».
— Отдал половину. А до Марка он так же Женю Тимьянек поимел.
— Кто такой Женя Тимьянек?
— Не такой, а такая. Писунья-многостаночница. Кулинарный критик, а по совместительству светский хроникер. — Петю было не остановить. — Раньше кабаки ей за обзоры платили. А сейчас, бедолага, за еду пишет. Давится и пишет. Так вот. Саша обещал Жене рассказать про нового любовника певца Камиля.
— И этот тоже?
— А ты думал! Живет с советником министра культуры, Янисом Лейте.
— Это с тем, что драл Петериса Табунса?
— Именно. Ну вот. Короче, Фильбаум попросил Женю Тимьянек привезти пузырь водки. В итоге и шнапс приговорил до капли, и Женю загнул во всех извращенных и неизвращенных формах.
— Мне сказал, что у него стоит через раз.
— Врет. Все врет. Но я думаю, у него единственного в этом городе на Женю и встал. Говорят, мол, столько водки не бывает. Столько «Виагры» не бывает, Тема.
— То есть у девушки была успешная творческая командировка… Лады, бывай, Петь.
— Что-то у тебя с голосом, Тема. Ты не пропадай. Мне про «Селию» очень даже интересно.
Одну шаурму я отдал дежурившему в переходе бродяге. Он был в грязном джинсовом костюме и кроссовках «Адидас». Точно такие же мне подарили в год московской Олимпиады. Только у меня кроссовки были синие, а на обросшем мужичке — красные. Откуда они у него? Может, отдал кто, а может, купил за копейки на «блошке».
Второй цилиндр в фольге с благодарностями приняла худощавая бабулька. Поинтересовалась, что внутри, спросила, почему не съем пирожок сам. Я уже писал, почему. Может, там седые волосы древнего араба.
Мимо скамейки прошла мамаша с розовой коляской. Я отпил первый глоток и улыбнулся вослед. Все же в садово-парковом алкоголизме есть своя прелесть: свежий воздух, новые лица, пение птиц. Телефон зазвонил на третьем глотке.
— Тема, я весь изъерзался в ожидании. — Теперь Сашин кашель меня раздражал. — Ты где, старик?
— Скоро буду, Саш. Еще чуток терпения.
— Не вопрос, старина, не вопрос, — Саша вновь принялся харкать в трубку.
— Может, сигарет подвезти? — проявил я заботу.