В гостинице у них, видимо, явочный номер… В ресторан вышли поужинать, что особенного. Да и если припомнить по фильму: Штирлиц чуть не половину своей жизни провел в кафе да в ресторанах. С любимой женой в ресторане свидание назначили. Один из самых захватывающих моментов, как он конспиративно с ней переглядывается и ее чувства умело расшифровывает. Сейчас чекисты уже не те. Нет прежнего благородства. И лозунги прежние забыты — про трезвый ум, чистые руки и горячее сердце. Будь, допустим, в «Тихих зорях» сам Штирлиц разве ввязался бы он в пьяную драку?
Вот накаркал Стеблов. Теперь жди обвинений в экстремизме, в шовинизме, в сбыте фальшивых денег и в чем угодно. Да ведь тогда в милиции, дурень, даже протокол не соизволил внимательно прочесть, так подмахнул. И холодное оружие изъяли — все одно к одному. А депутатов какой дьявол туда занес? Ну, насчет холодного оружия, положим, чисто. Кроме свиного сала эксперты с ножа ничего не соскребут. Хотя, кто знает, что там у Геши за дружок. Может, и пощекотал кому-нибудь ребра этим тесаком. Эх! Пуганая ворона куста боится…
Не думать, не думать! Скоро и так все выяснится.
Отвлекла бабка, что впереди, на обочине дороги в свете фар нарисовалась. Бабушка с корзиной. Обернулась на свет, но знака не подала… не решилась, видимо. Сам же Костя остановиться не догадался.
— Тормози! — приказным тоном выдал Иван.
— Не семафорит. Может, прогуляться перед сном старушка вышла.
— А я говорю, остановись!
— Да ты че, мне указывать будешь?
Ходорков рванул ручной тормоз. Двигатель заглох. Машина встала, развернувшись поперек дороги.
— Смотри, хорошие у тебя тормоза, — как бы удивляясь этому факту, сказал Иван и открыл дверцу. — Бабушка, садись.
— Вот, спасибо, сынок. — Она сама попыталась открыть заднюю дверцу и не смогла. Иван вылез из машины помочь ей.
— А, это вы, Евдокия Семеновна, — он узнал старушку.
Она была его первой учительницей. Это именно она каллиграфическим почерком выводила на доске первые слова, которые он записывал в свою тетрадку. «Мы — не рабы, рабы — не мы».
— Куда это вы, Евдокия Семеновна?
— К дочке. Яички, вот, отвезу — накопились. Да и по внучке соскучилась. У них и переночую.
Не понял он, признала она в нем бывшего ученика или нет, да и какая разница. Можно было, конечно, напомнить. Мол, Евдокия Семеновна: «Мы не рабы, рабы не мы — не так ли?» Но смолчал. И водитель молчал. В его взгляде — оскорбленное недовольство. Ничего, прихлебатель директорский. Довезешь! Не на себе же.
