— Да уж, — поддакнул Иван. — Развитой социализм мы пережили, бандитский капитализм тоже и процветание, дай бог, переживем.
Улыбка стерлась с лица Льва Андреича, брови сдвинулись в недоумении. Он погрозил Ивану пальцем и сказал, переходя на вы:
— Нахожу ваше высказывание неуместным.
— Да чем же оно вас так зацепило, Лев Андреич?
— Я давно слышал, что вы много лишнего болтаете. Но полагал, что теперь, вышедши в номинанты, стали благоразумнее в своих высказываниях. Однако теперь вижу, что вас по-прежнему не в ту степь тянет. Каким-то атаманом всем грозите. Уж не Стенькой ли Разиным? — Он перевел взгляд на свитер. — Одного разбойника на грудь нацепил, а другим пугаешь?
— Да вас рази запугаешь, — уважительно сказал Иван.
— Манифесты пишете? — продолжал наступать Лев Андреич. — И куда это вы с ним намерены обратиться? К районным властям?
Иван тоскливо подумал: «И про манифест уже донесли».
— Да уж что там к районным… Поднимайте выше!
— В область?
— В Государственную Думу, — ляпнул Иван.
В их разговоре наступила длительная пауза. Льву Андреевичу, похоже, стало плохо — судя по побледневшему лицу и моргающим глазам. Чем бы кончилось — неизвестно, но тут дверь кабинета приоткрылась, и заглянул участковый.
— А, ты здесь? — сказал он Ивану. — Зайди в мой кабинет.
В кабинете Ленчик по-хозяйски повесил на плечики китель. Иван ждал, боялся торопить.
— Я по поводу твоего заявления.
— Тю. Я уже забыл, — Иван вспомнил заявление, которое написал месяца два назад. По правде сказать, он и в самом деле забыл про кражу «Москвича». — Ну и че, нашли мою лайбу?
— Нашли.
— И где?
— В леску, с дальней стороны свалки. Правда, от него одна рама осталась.
— И на том спасибо, — усмехнулся Иван. — А кто угнал-то?
— А сам не догадываешься? — Ленчик насмешливо посмотрел на него.
— Без понятия.
— Ну, прикинь. Никто ничего не видел, не слышал. Так не бывает. Я сразу предположил, что кто-то из твоих же. Ну ты, естественно, отпадаешь. Остается единственная кандидатура.
— Ванька? — выдохнул Иван.
— Да. Я его вызывал на рандеву. И в два счета расколол. Разумеется, он не один действовал, а с сообщниками. И вот тут погорячее. Его дружкам-то уже по четырнадцать. Вполне подросли до того возраста, когда в колонию можно отправлять. «Бизнесмены», черт их подери! Медные провода, алюминивые фляги — все, что плохо лежит, тащут.
— И мой с ними?
— Разберусь. Но машину увел он. «Сообщники» за дорогой дожидались. Покатались вволю, пока бензин не кончился, и бросили. Твой сын не хочет выдавать своих дружков. Может, боится их. Прямо, как партизан держится. Ни выпороть, ни задержать его, я не имею права…
