Дочь смутилась.
— Но, папа, я ж не сама. Я не виновата, что они меня в школе Анжелкой называют.
— Нашла, кому подражать, — не принимая объяснения, пробурчал он.
— И ты туда же! — строптиво сказала дочь. — Что ты-то имеешь против Анджелины Джоли? Почему вы все против нее ополчились? Она благотворительностью занимается! Брошенных детей из бедных стран усыновляет! Миллион долларов пожертвовала! Чем не пример для других?
— Тише, тише. Миллионами-то разбрасываться.
— А что — тише? Я, может, тоже хочу жить на Манхеттене и с Дени Мур делиться секретами.
— А это что за птица такая?
— Ох, отсталый ты, папочка, — остыв, почти ласково сказала дочь. — Знаешь, что сказал Николай Абросимович? Кто владеет информацией, тот владеет миром. Вот поэтому я и прошу купить мне комп, а также модем и спутниковую тарелку…
— Ну-ну! — только сказал Иван и вышел.
Обескураженный разговором с дочерью, присел на диван и меланхолично уставился на экран включенного телевизора. Чтобы приобрести этот плоский ящик они сдали годовалую свинью — живым весом. Правда, сосед Геша, знавший ту свинью лично, сказал, что приемщик изрядно их, сдатчиков, надул. Ну, да что всё перетирать. Факт, что сейчас телик исправно хрюкал. И работал на том канале, который обычно смотрела дочь. Молодой парень, журналист, брал интервью у веселой, светловолосой девушки. Лицо и открытые плечи девушки были загорелые до шоколадного цвета, и такой же шоколадной, на радость миллионам телезрителей, была почти открытая грудь.
— Весело живете, Ксю, — парень на экране старался казаться строгим.
— Человек широк в своих интересах, — девушка беспрерывно улыбалась. — Особенно русский человек, долго тосковавший по свободе.
— А вы не думали себя «обузить»?
— Зачем?
— Но ведь в сумасшедшем ритме потребления, в котором вы живете, вам недосуг подумать о своем, скажу высоким слогом, предназначении.
— Вы не в ту степь, дорогой Фрай. Я, как состоятельная и состоявшаяся чумичка, имею куда больше возможностей размышлять над гамлетовскими вопросами. Я — личность. И этим все сказано. На порядок свободней, чем иной человек, задавленный необходимостью думать о хлебе насущном изо дня в день.
«Иной человек — это она обо мне», — догадался Иван.
— И со смыслом жизни, как я догадываюсь, вы тоже определились? — продолжал допытываться журналист.
— Да, я вижу его достаточно ясно.
— И в чем же он?
— Не буду себя напрягать. Скажу словами известного демократа. Он еще двести лет назад сформулировал: каждый чумак должен развить в себе всё человеческое и насладиться им. И лучше не придумаешь, Фрай!
