Марья Николавна молчала; Щетинин хотел было ее обнять, но она тихо отвела и пожала его руку. В кабинете было почти темно; на письменном столе горела свеча с абажуром и освещала только бумаги и большую бронзовую чернильницу. В окно вместе с ночными бабочками влетали бессвязные отголоски каких-то песен и тихий, замирающий говор людей, бродивших по двору; Марья Николавна сидела на диване, отвернувшись в сторону, и щипала пуговицу на подушке. Она то быстро оборачивалась к мужу, как будто собираясь что-то сказать, то вдруг припадала к пуговице и пристально начинала ее разглядывать; потом опять бросала и все-таки ничего не говорила.
— Да что? что такое? — с беспокойством глядя на жену, спрашивал Щетинин.
— Вот видишь ли, — наконец, начала она. — Я давно хотела спросить… да… да как-то все… Я, может быть, этого не понимаю…
— Чего ты не понимаешь?
— Да вот, что ты все с Рязановым споришь…
— Ну, так что ж?
— Почему ты его никогда не убедишь?
— Только-то?
— Да, только.
— Так ты об этом так волновалась?
— Ну, да.
— Господи! Я думал, бог знает, что случилось, а она… — говорил Щетинин, вставая с дивана и смеясь.
— Так это… по-твоему, пустяки? — тоже вскакивая с дивана и подходя близко к мужу, спрашивала Марья Николавна. — Стало быть, ты сам не веришь тому, что говоришь? Стало быть, ты…
— Что такое? Что такое? — отступая, говорил Щетинин. — Я не понимаю, что ты рассказываешь? Как это я не верю тому, что говорю? Объяснись, сделай милость!
— Тут объяснение очень простое, — говорила Марья Николавна, волнуясь все больше и больше. — Ведь ты споришь с Рязановым. Почему ты с ним споришь? Потому что ты думаешь… ну, что он не так думает. Так ведь?
— Ну, да.
— Почему же ты ему не докажешь, что он не так думает? Почему ты его не переспориваешь? Почему? Почему же ты молчишь? Ну, говори же! говори скорей! говори-и!
Она дергала мужа за рукав.
— Что ты не отвечаешь? Стало быть, ты сам чувствуешь, что он прав? а? чувствуешь? Он смеется над тобой, над каждым твоим словом смеется, а ты только сердишься… Стало быть… Да что же ты мне ничего не говоришь? Ведь ты понимаешь, что я… Ах, что же это такое!.. — вдруг вскрикнула она, отталкивая мужа, и упала на диван в подушку лицом.
Щетинин стоял среди комнаты и разводил руками.
— Тьфу ты! Ничего не могу понять… Да что с тобой сделалось, скажи ты мне на милость? — спрашивал он, подходя к жене и трогая ее за руку.
— Ничего, ничего со мной не сделалось, — отвечала она, вставая. — Я только теперь понимаю, что я… что я ошибалась до сих пор, ужасно ошибалась… — говорила она, уже совершенно спокойно.
