— Снова начинаешь! — вспылил сдержанный с виду Александр.
На Семена зашикали, а он, довольно хохотнув, снова заголосил песню.
Димка улыбнулся, посмотрел на Таню: вот, мол, какие чудаки у нас.
Женька вообще заметил: Димка нет-нет да и посмотрит на Татьяну. Та тоже, дура, глаза косит. И эти, как их, штаны, тоже как-то успела рассмотреть… Цену им знает. Горечь и злоба подкатили к горлу. Нет, он злился не потому, что этот чистоплюй и эта шалава друг на друга поглядывали — хотя и на это тоже, и даже немало, — была и другая злоба, гораздо больше, необъяснимая, однако вылилась она опять-таки на Димку. Чего выкаблучивается? Инженер, что ли? Да таких инженеров Женька десяток купит и продаст. Что он видел в жизни? С детских лет вся родня: «Димочка, у нас Димочка…»
— Закурить есть? — услышал Женя радостный до идиотизма голос.
Достал пачку сигарет, протянул Диме.
— Своих-то не на что купить… кхе… кхе…
Димка сигарету взял, помял в руках, положил на стол.
Женька щедро налил в стаканы.
— А че это… новые не достала… китайские?
— Так они, кажись, для чаю? Могу достать. — Анна изо всех сил старалась угодить сыну. — Достать, что ли?
— Достань! — прогудел Женька.
Анна полезла в шкаф, однако Женька не стал ее дожидаться, выдохнул: «Ну, поехали», — и выпил залпом. Неуклюжесть, которую ощущал он в себе прежде, прошла, откуда-то взялась раскованность, широта в движениях. Разлил еще.
На столе появилась фарфоровая посуда. Потянулись руки. Осторожно, будто малого ребенка, брали они причудливые диковинки, вертели так и сяк. У Анны заходилось сердце: что ни говори, а выпившие уже. Высказывались мнения о сервизе, о фарфоре, о китайцах вообще, дошли до бесстыжего китайского бога с голой бабой на коленях.
— Такие теперь не продают… Женя, где достал? — поинтересовался Александр Конищев.
— Не имей сто рублей, а имей… тысячу.
Женька сидел царьком. Несколько раз его локоть — как бы невзначай — задевал рядом сидящую Татьяну. Обжигало, словно юнца. Он откидывался на спинку стула, незаметно рассматривал остренькие коленочки под столом. Сердце замирало от мысли, что он, тридцатипятилетний, тертый-перетертый Женька Багаев, будет каждую ночь ложиться в постель с такой молоденькой красотулечкой. Поначалу мешала мысль о ребенке, теперь же она прошла.
— Так! Кхе… — Женька встал. — Татьяна, мы не маленькие, чтобы там… — он повращал рукой. — У тебя ребенок, должна понимать, что к чему, полн… Живу я, сама знаешь как! Дом маленький? Крестовый на другое лето поставлю! — обратился он ко всем сразу. — Или двухэтажный… — Усмехнулся, уже глядя на одною Димку, добавил: — Женька Багаев может для всей родни, полн… домины выстроить! И каждому по машине купить!
