Она воткнулась в землю возле ног нашего незабвенного "мастера". Никогда не думал, что у человека может быть такое лицо. Из румяного, розового и улыбающегося, оно превратилось в бледно-зелёное. Улыбка сползла с него, рот вытянулся в подобие буквы "О". Мы оба медленно скосили глаза вниз. "Мастер" сделал назад два маленьких шажка, прочь от сабли. На месте остались сабля и два загнутых вверх модных носка от его сапог. В наступившей тишине раздалось предательское приглушенное журчание. Из урезанных носков его сапог потекла ядовито-жёлтая жидкость. Наверное, сапоги были великоваты, и до пальцев было далеко, потому что это была явно не кровь.
Медленно развернувшись "мастер" мелкими шажками засеменил в сторону здания. Я оглядел себя. На мне не было ни одного пореза, даже на одежде. В звенящей тишине раздались внятные и громкие слова Кошака.
- Если ему дадут оружие, я не поеду.
Больше никто не предлагал мне ничего колюще-режущего, или ударного. Но никто не возражал, когда я взял для себя нож и посох. В походе пригодятся.
Мы ждали непонятно чего уже какое-то время, сидя в седле. Давно пора было выезжать. Кони снаряжены, запряжены. Повозки готовы. Всадники в седле. Чего же мы ждём. Всё разрешилось, когда из здания вышла группа слуг, тащивших чьё-то недвижимое тело. Я застонал. В руках слуг болталось полуживое тело принца Паниша. Не надо было быть ясновидцем, чтобы понять простую вещь - принц Паниш был мертвецки пьян.
- А его то зачем? - спросил Кошак, обращаясь к царевичам. - Он же просто обуза. Мог бы и здесь нас подождать.
Кошак мог не опасаться гнева царевичей. Он был негласным вождём нашего отряда "наёмников". Это давало некоторую защиту и привилегии. Да и время поджимало, это понимали все.
- Папа приказал. - Буркнул Ярок.
Некоторое время слуги пытались усадить принца Паниша в седло. Но тот постоянно падал из него. Мы находились достаточно далеко, и плохо слышали, о чем говорили находившиеся там люди. Глузд явно забавлялся происходящим, но Ярока это начало выводить из себя. Закончилось тем, что Ярок грозно зарычал на слуг. Тогда Паниша бросили поперёк седла, привязав ремнями, и запихав всё, что могло из него вывалиться в седельные сумки. Когда принца привязывали к седлу, содержимое его желудка вырвалось наружу через открытый рот и обильной струёй потекло на землю. Я сдержал порыв. Судя по перекошенным лицам остальных, они испытали подобные чувства. Слуга, привязывавший принца, и конь, несший его, одновременно повернули головы в сторону лужи. На их лицах одновременно появилась гримаса отвращения и брезгливости. Оба скосили глаза на царевичей и сделали шаг в сторону от лужи. Слуга приподнял правую ногу, а конь левую заднюю и оба стали брезгливо отряхивать их от остатков пищи. Меня впечатлила подобная солидарность. Видимо конь разделял мнение слуги относительно седока. Блестящее начало похода.
