— Да, я его видел всего пару часов назад.
— Так, что же делать? — пробормотал Горюнов. — Шахту чистить нельзя. Мы не просто спугнем их всех, мы получим неуправляемую толпу бандитов. Сейчас мы их планы знаем и намерения тоже. Сорви мы им главное их дело в городе, и все. На что они решатся? Может, у них есть не менее зловещий запасной вариант, а мы о нем ни сном ни духом.
— Я согласен, Олег Николаевич, шахту 16-бис трогать нельзя. Надо до последнего держать их в уверенности, что они смогут реализовать задуманное.
— Так, ладно. Будем думать. У нас есть еще агентурные сведения и сведения из-за кордона. Проанализируем. Ты пока сиди и носа не высовывай.
— Не могу, Олег Николаевич, — торопливо заговорил Василий. — Надо срочно увидеться с Белецким. Хочу уточнить схемы штреков и получить его подтверждение. Уж главный инженер шахты точнее всех скажет, что будет, если в конкретном месте заложить конкретное количество взрывчатки. А другим людям к нему соваться нельзя, он может не пойти на контакт. Вы же знаете, что он пьет запоем.
— Уже, кстати, не пьет. Страшный, бледный, глаза ввалились, но не пьет. Мы ведем наблюдение за Белецким.
— Ну, тем более надо ковать железо, пока оно горячо. У меня единственного из всей нашей конторы есть хоть какой-то контакт с ним. А сведения нам нужны срочно. Не забыли о тонне взрывчатки в шахте?
— Ладно, можешь. Но больше никуда!
Ивлиев отправился к главному инженеру шахты с обычными предосторожностями. Не факт, что националистическое подполье сняло наблюдение за Белецким. И то, что оперативники Горюнова не видят бандеровских наблюдателей, ни о чем не говорит. Там вполне могут оказаться люди с хорошей оперативной подготовкой, заброшенные из-за кордона.
На улице было тихо и влажно. Дождь перестал идти, и по каменной брусчатке центральных улиц бежали ручейки. Воздух был прохладным и неподвижным, казалось, что даже звук в нем не будет распространяться. Однако звук распространялся, и стук стоптанных каблуков кирзачей Ивлиева разносился по ночной улице довольно далеко. Снова через второй подъезд дома и через чердак Василий перебрался на лестничную площадку. Белецкий открыл сам. На удивление, вид у него был не заспанный, хотя лицо все же имело нездоровую бледность. Дополняли образ нацепленные на нос старинные очки в тонкой круглой оправе и наброшенный на плечи женский клетчатый платок.
— А, это вы, — не очень радушно произнес Белецкий, однако посторонился, пропуская гостя в квартиру и снова запирая дверь.
