Конец главы
Побеждать армия Граня умела, но к querrilla, да еще в горах, была не готова. В одной из стычек погиб даже визирь Адоле, друг детства Граня, которого имам именовал «даром Аллаха», - и хотя отомстили за него страшно, стало ясно, что пора идти на юг. И все пошло как шло, неделя за неделей, месяц за месяцем. Имама побеждал, император ускользал, и христиане, видя в этом промысел Божий, понемногу начинали толковать поражения, как испытание. Примерно в это время Либнэ-Дэнгэль, уже не юный гуляка, а зрелый человек, подобно Граню, носитель высшей миссии («Знайте все, пока я сражаюсь, Христос царь на этой земле!») решил, наконец, позвать на помощь европейцев. Позвал бы и раньше, но случая не было. А тут представился. Летом 1535 года, когда выяснилось, что царская дочь, девушка-воин Эстер крутит роман с Жоаном Бермудешем, авантюристом, неведомо какими путями оказавшимся в Эфиопии и обучавшим гвардию фехтованию, царь царей предложил герою-любовнику, приговоренному к повешению за святотатство, отправиться в Лиссабон и в Рим. За поддержку Либнэ-Дэнгэль соглашался отдать португальцам в правление три провинции на выбор и принять католичество. Лично Бермудешу было обещано все, в полном наборе: рука Эстер, титул негуса, провинция в наследственное владение и почему-то еще престол архиепископа Эфиопии. Помимо золота на расходы и писем на арабском и греческом языках, скрепленных императорской печатью, послу – вместо верительных грамот, чтобы не сочли самозванцем или психом, - были вручены крест и перстень, давние подарки короля Мануэла. Конечно, не было никакой гарантии, что Бермудешу удастся добраться до Европы, никто не мог поручиться и за то, что он вообще захочет возвращаться, но тут уж оставалось уповать на волю Божью, а до тех пор держаться любой ценой. Что было совсем не просто, поскольку ни на юг, ни на юго-запад дороги не было. Впрочем, уже и Грань был не тот, что раньше. После нового, растянувшегося на два года тура бессмысленных побед, он сделал то, что казалось современникам непредставимым - отправил к Либнэ-Дэнгэлю посла, предложив заключить мир. «Пусть то, что мое, будет моим, а твое твоим, пусть те, кто хотят чтить крест, чтят его свободно под твоей властью; признай меня братом, и пусть закончится эта война», - предлагал имам, добавляя, что готов утвердить примирение брачным союзом. Ответ беглеца, за несколько дней до того в очередной раз разбитого дважды подряд, был, по сути, плевком в лицо. «Ты по козням Сатаны успешен, - писал царь царей, - а я по грехам своим гоним. Но пока я жив, миру не быть, потому что я отсвет Божий и наместник Христа на этой земле, а ты был и останешься бесхвостой песчаной крысой, обреченной гореть в Аду». Реакцию имама угадать нетрудно. С марта 1538 года он уже не давал «Хезбе аль-Алла» отдыха. В среду 2 апреля, прикрывая отступление отца, погиб кронпринц Якоб вместе с женой, дамой-воином Юдит и сестрой Эстер, возлюбленной уже года три как отсутствующего Бермудеша. 7 апреля, пробыв наследником всего пять дней, пал в бою кронпринц Виктор. 20 мая попал в плен очередной наследник, Минас. Оторваться от погони удалось лишь 8 июля. И все завертелось вновь. В январе 1540 года имам, наконец, овладел Амба-Гэшэн, на сей раз без штурма – калитку открыл за «мулий вес золота» некий монах. Узнав об этом, царь слег, судя по всему, с инсультом, и 2 сентября далеко на севере, неполных 44 лет от роду, напоследок, уже в бреду, выкрикнув: «Где Иоанн? Где португальцы? Пусть Рим…».. Позже скажут, «ушел к Творцу, взяв на себя все грехи Эфиопии», но это будет после, а пока даже монахи близлежащей обители, опасаясь мести Граня, отказались хоронить его прах в освященной земле, и последний оставшийся при нем сын, 18-летний Гэлаудеос ака Клавдий I, вместо короны был увенчан шлемом отца, с львиным ликом на забрале и крестом на навершии.
