Он был призван в армию. Я думал, что его отправили на ливанскую границу, поскольку обстановка там была весьма напряженной. Я начал опасаться, как бы он не погиб. Видя, что он никак не возвращается, я зашел в его кабинет, присел на кушетку и разразился рыданиями. Тут раздался какой-то шум, дверь распахнулась, и он вошел. Я закричал: «Ты жив!» и бросился ему на шею. Он попытался успокоить меня.
Этот врач сделался для меня, после Яэли и Яира, главным человеком в жизни. Я обращался к нему «командир» или «капитан». Он разделял со мной все мои горести: чувство безнадежной любви, страх смерти, безумие страстного влечения и удрученное состояние. Он обладал той чудесной душевной силой, которая окрылила и спасла меня. Он вернул мне надежду, вселил веру в возможность настоящей дружбы и посвятил мне больше времени, чем любому другому больному. Я превратился в «его помощника».
Я рассказал Яэли о том, что пережил в психиатрической клинике. Возможно, она ощущала некоторую вину за то, что из-за наших отношений мне пришлось прервать занятия, но тут же встрепенулась и сказала: «В конце концов, это не первая твоя госпитализация», и легонько прикоснулась кончиками пальцев к моей руке. Так она прикасается к Яиру, когда разговаривает с ним, нежно поглаживает и улыбается. В этой улыбке столько любви, столько симпатии! Насколько мне известно, подобного прикосновения не удостоился ни один другой мужчина из ее многочисленных университетских друзей. Все терзания в мире были искуплены этой лаской!
Пока в университете в рамках изучения спряжений латинских глаголов занимались будущим временем и приступали к написанию курсовых работ, я коротал время в психоневрологическом диспансере. Там я встретил сына одного из самых могущественных в стране финансовых воротил. Это был парень девятнадцати лет, постоянно пребывающий в полусонном состоянии и по большей части не способный ни к какому мыслительному процессу. Мне довелось наблюдать, как его мать, роскошная женщина из высшего общества, помогает ему освободиться от штатива для инфузии и пытается разговорить его. Можно было видеть, что кровь коченеет и свертывается у нее в жилах, когда она занимается этим.
Я помещался на третьем этаже здания, где приблизительно двадцать пациентов различных возрастов плели корзинки и табуретки из пальмовых волокон и клеили коробки из картона и бумаги. Трудотерапия. Мне предложили пройти тест Роршаха. Результаты не удовлетворили членов медицинской комиссии, и меня пригласили в комнату совещаний, снова показали листы с пятнами Роршаха и принялись допытываться: «Не напоминает ли тебе это пятно хобот слона? Почему это пятно не ассоциируется у тебя с формой полового члена?» Я вскипел от негодования.
