Записки благодарного человека Адама Айнзаама | страница 27




Назавтра я предстал в указанный час перед профессором Вайнфельдом. Он встретил меня с трубкой в зубах и характерным польским взглядом указал на кожаное кресло, известное мне по его мрачному рабочему кабинету. Взглянул в окно, набил трубку табаком и спросил:

— Что так ужасно? Что случилось?

Я попытался объяснить ему, что некий гадкий презренный тип покусился убить и изнасиловать божественную энергию, воплотившуюся в этом мире в образе Яэли. Что думать про Яэль таким образом — это отвратительное проявление зла и мерзости, угнездившихся где-то за пределами нашего человеческого существования. Стремиться ради удовлетворения минутной похоти к обладанию телом Яэли? Чтобы она — воплощение нежности и всего самого ценного и величественного на земле — стала объектом гнусных посягательств? Это выше моего понимания. Я описал ее фигуру и добавил, что она ангельское совершенство. Как вообще осмелился имярек, мужлан, обладающий половым органом, каким бы ученым он не был, раскрыть свой поганый рот и делать неприличные предложения, извергать выражения, абсолютно недопустимые в любом мало-мальски приличном обществе?

Профессор кое-что записал себе на заметку и сказал:

— Это заурядное житейское дело, нельзя волноваться из-за таких пустяков сверх меры. Подобные вещи часто случаются.

Утром следующего дня я рассказал Яэли о своей беседе с известным профессором. Она усмехнулась:

— Я сама говорила тебе это прежде твоего профессора. Может, заплатишь мне за сеанс терапии?

В тот период я начал делать ей небольшие подарки. Купил книгу Амоса Оза «Мой Михаэль» и снабдил ее дарственной надписью: «С чувством уважения, сердечной любви и со смирением душевным». Но мое либидо думало иначе.

Обнаженная женщина, черная женщина!
Твой цвет — это жизнь, очертания тела — прекрасны.
Я вырос в тени твоей, твои нежные пальцы
касались очей моих;
И вот в сердце Лета и Юга, с высоты
раскаленных высот я открываю тебя —
обетованную землю,
И твоя красота поражает меня орлиной
молнией прямо в сердце.
Обнаженная женщина, непостижимая
женщина!
Благовонное масло, без единой морщинки,
масло на теле атлетов и воинов, принцев
древнего Мали;
Газель на лазурных лугах и жемчужины-звезды
на ночных небесах твоей кожи;
Игра и утеха ума; отсвет красного золота на
шелковой коже твоей,
И в тени твоих волос светлеет моя тоска
в трепетном ожидании восходящего
солнца твоих глаз.
Обнаженная женщина, черная женщина!
Я пою преходящую красоту твою, чтоб
запечатлеть ее в вечности,