Любимая воина и источник силы | страница 50
И все же, такая любовь бесследно не проходит. У меня «на память» остался раал’гар, татуировка на загривке и тени…
А ещё я стал тем, кто я есть.
Пожалуй, всего этого достаточно, чтобы все же быть благодарным.
Принц подошёл к нам, и все мысли вытеснила ревность. Зверь поднял голову и зарычал: «Моя!»
Глядя на меня, принц поцеловал Льяре руку. Долго и со вкусом, насколько только было уместно.
Сиятельный выродок сделал то, что не позволили мне!
Немилосердно зажгло скрытую воротником рубашки шею, невидимый огонь охватил словно раскалённый ошейник и распространился вниз по позвоночнику до самых лопаток.
Чтобы отвлечься, вспомнил о своих прямых обязанностях и осмотрел помещение на предмет опасностей, жаль, что моих способностей, как теневого мага хватает только на перемещения, да на клинки, но и лорд Сатем, уверен, не дремлет. Тем не менее я кожей ощущал высокий магический фон, который испускали заряженные под завязку артефакты, искусно скрытые среди обстановки. Что ж это не удивительно для портальной залы. Уверен, при реальной угрозе, тут за секунды все полыхнёт. Световики любят действовать наверняка, когда дело касается боевых приспособлений. Только это и позволяет им выживать в мире Чащи без помощи друидов.
Обмен любезностями закончился, и мы двинулись дальше.
Каждый раз, когда Амелия приближалась к Льяре, я внутренне напрягался, пристально следя за ней. Вряд ли она знает о наших отношениях, но отчего-то сам факт её присутствия воспринималась мной как кощунство, заставляя чувствовать непонятную вину, и это сильно раздражало. Умом я понимал, что фаворитка Берди вряд ли является угрозой, у них сейчас иная цель — заманить Льяру в свои сети, добиться согласия на помолвку. Подозреваю, что нейтральный источник здесь не последнюю роль играет.
Любимая шла впереди с принцем файбардским, а я дышал им в затылок и снова не мог прикоснуться.
Не мог скомпрометировать своим вниманием.
Не мог ослушаться императорского приказа.
За стол меня ожидаемо не пригласили. Да и не больно-то хотелось. Я едва сдерживался, чтобы не перевернуть его. Заорать, разрываясь в обороте, ломающем все наложенные ограничители. Разорвать молокососу глотку за то, что тот посмел допустить хоть одну грязную мысль о моей девочке. Унести её отсюда, избавив от этой пытки.
Льяра старалась держать лицо, но её волнение с головой выдавало отсутствие аппетита, нехарактерное для оборотника. Я видел, как она изредка бросает на меня взгляды, но страшился столкнуться с бездонной бирюзой, в которой уже успел заметить немую мольбу о спасении. Я не был уверен, что готов к такому испытанию. Желание заявить: никакой помолвки не будет, потому что я так сказал, все крепло и боролось с клятвой верности.