– Мною подавятся, – оптимистично заявил оьец Алексий.
Маринка пожала плечами и пошла в кусты опустошать споровые мешки убитых ею бегунов. Фил воспользовался тем, что за ним никто не наблюдает, и набрал на браслете комбинацию клавиш, включающую режим лечения. Теперь сыворотка споранов будет вкалываться ударными дозами. В его голову лезли неприятные вещи. Что, если бы отец Алексий с Маринкой чуть отстали? И вообще, если бы священника ранили, стал бы он тащить его на себе?
Маринка нашла еще два спорана, а Алексий так и вообще отыскал крайне полезную штуку – большую садовую тележку. Кое-как, постанывая от боли, с помощью Маринки наемник отцепил перевязь с мачете и отдал ее священнику. Длины перевязи еле хватило, чтобы объять необъятную грудь отца Алексия. Потом запасливая Маринка достала из своего рюкзака одеяло и выстелила им дно тележки, а священник бережно, как ребенка, поднял Фила и уложил его в это необычное средство передвижения. Потом взялся за ручки, на несколько шагов прокатил тележку и, участливо глядя на Фила, спросил:
– Ну как?
Край металлического поддона впивался Филу в спину, а его ноги смешно болтались и подпрыгивали на каждой неровности.
– Чувствую себя мешком картошки, – с вымученной улыбкой ответил он.
– Тогда я тебя аккуратно повезу, чтобы по дороге не рассыпать, – пообещал Алексий и, взвалив на себя еще и рюкзак Фила, бодро тронулся в путь. Маринка шла на впереди, осматривая дорогу.
Выдохся семижильный Алексий только через километр. Он аккуратно поставил тележку и грузно осел рядом. Маринка подошла к нему и молча протянула флягу с живуном. Алексий поднял на нее глаза, в которых читалась борьба принципов с крайней необходимостью.
– Точно поможет?
– Уже через полчаса будете чувствовать себя лучше.
Священник взял у нее фляжку и сделал большой глоток, потом еще один. Скривился от жуткого вкуса и пробормотал:
– Прости меня, Господи, за это прегрешение. Не для себя стараюсь, а вон, чтоб Филька выжил.
Фил, который в течение всего времени поездки то терял сознание от боли, то снова приходил в себя, сквозь зубы пробормотал-простонал:
– За Фильку… тоже в лоб… никаких Филек и Филиппков. Фил – и точка!
Отец Алексий повеселел и панибратски взъерошил Филу прическу.
– Раз огрызаешься – значит, жить будешь. Ну что, Мариш, двинули?
Уже через десять минут одышка и слабость у священника прошли, и он начал толкать тележку с мощью буксирного тягача. Оздоровление тела привело к оздоровлению духа. И отец Алексий в приподнятом настроении спросил у Маринки:
