x x x
Ты - будущее, Ты - живая твердь,
над вечностью возникший небосклон.
Ты - петушиный крик в ночи времен,
Ты - мать, Ты - чужестранец, Ты - закон,
зарница, и заутреня, и смерть.
Ты - превращений тайная стезя,
идущая высоко над судьбой;
дремучий лес, мы встали пред Тобой,
ни с чем другим сравнить Тебя нельзя.
Ты - внутренняя истина, Ты - суть,
оставшаяся в тайне, в глубине:
землей Тебя считают на челне,
но с берега Ты - челн, плывущий в путь.
x x x
Ты на крови, обитель, вырастала.
Ты тридцать два собора насчитала
и пятьдесят из нежного опала
и янтаря воздвигнутых церквей.
За монастырскою оградой
любая вещь звенит руладой
и плачет песнею Твоей.
Монашки, черные сестрицы,
живут в строениях таких.
Одна идет к ручью напиться,
мелькнет другая, словно птица,
а третья может заблудиться
в аллеях, темных и глухих.
Но прочих не видал никто.
Они не выйдут за ворота,
как перепуганные ноты,
таясь у скрипки на груди...
И где-то там, неподалеку
от церкви и монастыря,
лежат могилы, одиноко
о нашем мире говоря,
достигшем роковой черты,
монастырями не спасенном,
с поддельным блеском, ложным звоном,
о мире, полном суеты.
Он кончился - явился Ты.
Мечты о нем струятся светом,
не тронув времени ничуть.
Тебе, закату и поэтам
дано постигнуть за предметом
вещей таинственную суть.
x x x
Состарилась земная знать:
цари живут в глухой опале,
царевичи поумирали,
царевны бледные едва ли
короны смогут удержать.
И чернь, взошедшая на трон,
чеканит деньги из корон,
станки скрежещущие точит
и золото на службу прочит,
но счастье с ними быть не хочет.
Металл томится. Жизни мелкой
монеты учат и пружины
но этого металлу мало.
Оставит кассы и поделки,
вернется в темные глубины
горы, раскрывшейся сначала
и затворившейся за ним.
x x x
Все возвеличится и вознесется:
земля задышит и вода польется,
поднимутся леса и рухнут стены,
и в том краю счастливом приживется
народ, работающий неизменно.
Не станет церкви, Бога заковавшей
и горестно над Ним запричитавшей,
как над подбитым зверем слезы льют,
гостеприимно распахнутся двери,
забудутся ничтожные потери,
и жертвы безграничные грядут.
Потусторонней жизни ждать не будут,
всему на свете мерой станет труд,
о том, что ожидает, не забудут,
но смерти только малость отдадут.
x x x
И ты, о Боже, станешь величавей
величественней в_о_ сто раз,
чем я скажу, и чем сказать я вправе,
и чем постигнет кто-нибудь из нас.
Тебя почуют: с каждым часом резче
и ближе заструится аромат,
