Все сразу же увидели, что карта им не поможет. Попади такая карта начальнику штаба корпуса хотя бы за день до наступления, и начальник штаба, наверно, отвинтил бы с кителя орден и отдал бы тому, кто принес ее, но для них сейчас эта карта была только куском бумаги, годной разве, чтобы разжечь костер.
Батраков, взглянув на солнце, повернул верхний обрез карты к северу, поводил пальцем по карте и отчеркнул ногтем крестик.
— Мы примерно здесь. Вот Григорьевка, откуда мы наступали. Та длинная деревня — предпоследняя, а вот та… Мы вошли в лес примерно здесь. Вот просека — эти пунктиры, вот дорога. Мы прошли левее тригонометрической точки, той вышки, на которую хотел идти Песковой. Мы примерно здесь, — повторил он. — Километров пятнадцать от фронта.
— Может, наши продвинулись? — сказал Песковой.
Батраков провел ногтем от крестика к синей линии и пересек ее.
— Если держать строго на восток, Григорьевка останется правее.
— Надо идти на восток, — сказал Никольский.
— Да, — поддержал Бадяга. — Неважно, где выходить.
Тарасов пристально рассматривал значки на карте.
— А выйти бы надо.
Все молчали.
Кедров толкнул Никольского.
— Посмотри, фриц слушает. Мне кажется, он понимает. Я все время слежу за ним.
Батраков прищурился и поманил немца пальцем.
— Иди сюда.
Немец встал и шагнул к палатке.
— По-русски понимаете? — спросил его Никольский.
Немец что-то ответил по-немецки.
— Как консервы? — спросил Песковой.
Немец снова сказал что-то по-немецки.
— Что он говорит? — спросил Бадяга у Кедрова.
— Откуда я знаю? — Кедров снова переглянулся с Никольским.
Бадяга оттопырил губу.
— Как откуда? Ты же десятилетку кончил!
— Я учил английский. Жень, что он сказал?
Женька смутился.
— Я не понял. Он очень быстро говорит и совсем не так, как в школе.
Бадяга еще больше оттопырил губы.
— Эх вы, ученые.
— Он понимает по-русски, — повторил Кедров. — Я сказал: «Снимай мешок», и он снял, я сказал: «Садись», и он сел. Я все время смотрел на него — он слушал, по глазам видно, что понимает.
— Как собака, все понимает, а сказать не может, — определил Никольский и заглянул немцу в лицо.
— Не, не может, а не хочет, — уточнил Тарасов.
Немец чуть побледнел.
Никольский полыхал трубкой.
— Но, может, он еще заговорит?
Всего на секунду, и едва-едва заметно, губы у немца презрительно дрогнули.
— Видел? — спросил Батраков Кедрова.
Кедров встал.
— Не надо, Игорь, — попросил Женька.
Кедров дернул плечом, шмайсер скользнул ему в руку, и он перевел предохранитель на «огонь».
