— А если в туалет захочется?
— Принесу ведерко.
— Угу… — нехотя шагнула внутрь, зверея от собственной покорности и бессилия. — Неси.
Если во время аудиенции у Кхамлэ я решила дать деру при первой же возможности, то теперь не смогу бросить Райда. К горлу подкатил комок, стоило перед глазами встать жуткой картинке. Синяки, кровь… Но страшнее всего было наблюдать его безвольно волочащиеся ноги. Если спина перебита, то… То вряд ли ему можно помочь. Великая Мать! Охрани! Защити! Зажмурившись и согнувшись пополам от обуявшего безотчетного ужаса, собравшегося болезненным комом в районе желудка, зашептала молитву.
Столь важное для души занятие прервал шорох. В дальнем от входа углу прямо на глазах рос гриб, похожий по форме на лисичку. Знакомое дело, у меня дома несколько таких же, да и в самой академии навалом. Еще минут через пятнадцать в моей тюрьме появился вполне приличный санузел, даже с маленьким светильником.
Вскорости все тот же оленерогий принес мне завтрак — овсянку, пару блинчиков с мясом и маленькую фарфоровую чашечку кофе, хотя я предпочла бы воду или чай. И на этом спасибо. Морить себя голодом точно не собираюсь.
— Странно… — уставилась прямо на тюремщика, будто хотела проколоть его взглядом насквозь. Как же велик соблазн использовать эмпатию…
— Что именно тебе кажется странным? — Тон культиста был заинтересованно-доброжелательным, а эмоциональный фон подтверждал это наблюдение.
Похоже, он совершенно не расценивает меня как противника. Ну и ладненько.
Культист, уже успевший переодеться и снять свой головной убор, поставил поднос прямо на пол и одним ловким движением раскрыл походный табурет, который держал под мышкой. Уселся. Интересно, чего ему надо?
— Ну так что ты считаешь странным?
— Да все. Зачем я вам?
— Ты нужна Кхамлэ, а зачем — это он тебе сам расскажет, когда придет время.
— А вы?
— Что — я?
— Вы отличаетесь от остальных. Явно выше прочих по положению, но возитесь со мной точно гувернантка какая?
Голубоглазый вздохнул и просиял.
— А если скажу, что мне приятно это делать? Сама понимаешь: не так много хорошего во всем этом. — Он неопределенно повел рукой, как бы указывая на происходившее снаружи.
— Жуть! — Я передернула плечами.
Оленерогий прыснул.
— Жуть первое или второе?
— Все жуть, но первое — особенно.
Несколько мгновений культист удивленно смотрел на меня, а затем расхохотался в голос.
— Значит, не стоит рассказывать, что переодевал тебя тоже я?
— Точно не стоит! Вот зачем это, а?
